Абсолютные неприятности

– Мы тебя тоже не знаем, смертный. Мы в тебе не уверены. Ты – человек, а люди сюда гулять не ходят. Особенно вооружённые. Хочешь общаться – брось оружие.

Швыряю бластер в сторону.

– На, – кричу, – подавись! Я, между прочим, тут не гуляю, я ищу кое-кого. Больше мне от вас ничего не нужно!

А сам думаю: вроде мне никто не говорил, что они телепаты. Хорошо бы, а то ещё пронюхают, что я затем сюда и летел, чтобы их ограбить.

Немножко помолчали. Видать, от громкоговорителя отодвинулись и совещались. Потом говорят:

– Ладно, поднимайся.

И у их этой сороконожки – а я уже сообразил, что это механизм, может, с биологическими частями, но машина, не живое существо, как мне спросонья показалось – открывается отверстие в боку. Одна овальная чешуйка отъезжает в сторону. И спускается лёгонькая лесенка.

Когда я на борт поднимался, не мог отделаться от мысли, что в кабине у этой штуки сейчас людей увижу. Стереотип мышления. Но оказалась чушь собачья.

Кабина отличная. Панорамные стёкла, инфракрасные экраны, довольно хитрая система, которая управляет механизмом этим странным – для движения в тоннелях, для копания и даже, по-моему, для ведения боя. У пульта вместо кресел – висячие штуковины, как гамаки. А в них – хозяева подземелий. Три особи.

Зелёного цвета, в какой-то серебристой броне, как в скафандрах. А может, как в доспехах. Двумя конечностями цепляются за рычаги в полу, двумя работают с клавиатурой на уровне живота, и ещё две свободны. На всякий случай. На нижних конечностях – по три пальца с когтями, на верхних – по четыре. Шея длинная. Голова тоже удлинённая: затылок торчит шишкой назад, подбородок – такой же шишкой вперед. Черепушка лысая, здоровенные ушные раковины, как лопухи зелёные, с острыми кончиками. Глазища огромные, скошенные, жёлтые, зрачок – как у змей, узенький, сжат при свете в полосочку, хотя в кабине темновато, на человеческий взгляд. Носа вовсе нет, дышат дырочками, как черепахи, а рот без губ, но очень выразительный. По-человечески.

Очень обаятельные нелюди. Морды зелёные – живые и подвижные, смотрят на меня с интересом: ждут, как отреагирую.

И я говорю:

– Рад видеть, ребята, – и улыбаюсь.

Смотрю: удивились сверх меры. Удивляются забавно: шкурка над глазами собирается гармошкой в два барханчика.

Один, почему-то показалось мне, что тот, кто разговаривал, чешет верхней левой грабкой за ухом.

– Рад видеть колдунов? – спрашивает. – Крепко, крепко…

– Ну за кого, – говорю, – вы меня принимаете? Я ж не здешний. Не верю я в этот бред. Я думаю – вы пограничники, патруль, стража – как вы привыкли?

– Да, – говорит. – Патруль, тёпленький. Верно замечено. Умный. Летающий люд знаешь?

– Не уверен, – говорю, – что знаю, но видеть приходилось.

Переглянулись.

– Нравятся? – говорит этот, общительный.

Мне смешно стало. Тоже мне, игры военного времени!

– Да мне, – говорю, – и они нравятся, и вы тоже. Мне здесь почти все не противны. Я, – говорю, – разведчик. Изучаю другие миры, понимаете?

– А, – говорит тот же самый. – Разведчик, стало быть… Так это твоя машина у нас на орбите?

Вот когда мне чуток поплохело. Это тебе не лунные жрецы. Серьёзные ребятки.

А их подземный транспортёр в это время уже нёсся по тоннелям – хозяевам удобно, а меня отшвырнуло назад и к стеночке прижало: больно скорость велика. На инфракрасных экранах я ничего не соображаю с непривычки, одно только ясно: все эти немереные горы внутри ходами источены, как сыр – дырками. И насколько те тоннели тянутся, если по ним с такой сумасшедшей скоростью гонять можно, я даже представить себе не могу.

А тот, разговорчивый, бросает через плечо:

– Ничего, тёпленький, всё – путём. С тобой давно Тшанч хотел поболтать за жизнь, так что держи хвост морковкой. Скоро на месте будем.

Дешифратор у меня хороший – чисто берёт.

Пока добирались до их базы, я положение обдумывал. А когда тормознулись и мне предложили на выход, не удержался – глупость ляпнул.

– Да почему «тёпленький»-то? – говорю. – И потом: что это за тема: «смертный»? Сами-то вы тут самые бессмертные, как я посмотрю…

И тогда этот мой собеседник без звука подходит и хватает меня своей верхней грабкой за шею. И половину я понимаю сходу. Холодный, как камень. Как неживое – холодный, сухой и гладкий. Манекен.

– А что до «смертного», – говорит и улыбается своим неслабым хлебальником, – так это, дорогуша, для местных суеверов. Приятно, знаешь ли, произвести впечатление… Хотя, если уж совсем философски подойти к этому вопросу, все мы, мой теплокровный друг, в сущности, смертны – кто раньше, кто позже… Ну так пошли, что ли, любознательный ты наш!

И мы вместе вышли из машины в подземелье.

Темно, как в заднице у дьявола.

Машина стоит между такими же – пока проходили, всю пыль с бортов собрал боками. Пещера – или ангар, скажем – очень большая и высокая, по эху чувствуется. Под ногами: камень гладкий, если щели и есть, то крохотные, сквозь подошвы не заметно. Чисто сделано.