Абсолютные неприятности

Я решил, что там нет никого. Пробираюсь ощупью, дай, думаю, найду, куда присесть, может быть, посплю чуток. Ещё ночь кромешная по моим расчётам. И вдруг натыкаюсь рукой на что-то гладкое и холодное. И прямо у меня перед носом два жёлтых огня вспыхивают – как те самые циферблаты для модерновых будильников.

– Ты что, – слышу, – теплокровный, ошалел совсем?!

И чувствую: у меня под боком что-то шевелится.

– Ё! – говорю. – Кто тут!?

А вокруг как начали глаза открываться! Смотрю, а в этой клетушке тех операторов только проснулось шесть штук, а сколько ещё спит, непонятно, но по ощущениям – порядком. Честно говоря, не так уж и уютно.

А гады щиплются и трещат. То ли недовольны, что я в помещение вторгся, то ли напротив того, прикололись и веселятся – впотьмах непонятно.

А, думаю, плевать! Однова пропадать, терять нечего.

– Ну чего, – говорю, – страшные колдуны, ужас мира! Бедный смертный не хотел вам дрыхать мешать, он и сам не прочь от того, да только жрать ему до дури охота. Может, тут у вас еда есть, раз всё равно не спим?

Молчат, моргают. Ну, я уже учёный, я знаю, что жестами общаются. Жду, пока договорятся.

– Эй, – слышу, – теплокровный, ты как это сюда забрёл? Вам в жилом секторе не место!

– Меня, – говорю, – некий Тшанч просил тут подождать. Знаете такого?

– Дык, – говорят. – Шеф контрразведки. Но до диких-то ему какое дело? Он же с лешаками работает…

И тут я становлюсь в пятую позицию и делаю морду кирпичом.

– Это кто тут, – говорю, – дикий, я не понял? Ты глаза-то свои крокодильи разуй, недоразумение!

И тишина. У гадов – шок. И я начинаю действовать.

– Мы, – говорю, – с вашим шефом контрразведки разработали совместную программу против нестабильных существ из леса. И я вам не дикий. Забудьте это слово. Я – инопланетчик. Только контакты до сих пор были засекречены, ясно, мокроносые?! Я вот до сих пор не знаю, можно ли вообще всяким операторам доверять, или я зря тут язык распустил. Инструкции мне не дали по этому поводу.

– А откуда знаешь Тшанча-то? – кто-то спрашивает, робко так.

– Тебе скажи, – говорю, – рептильная морда! А ну как ты шпион? Ну ладно, шучу. Так и быть. Случайно. Меня завербовали. Ваш Тшанч кадры нюхом чует. Я такое видал – вы б в собственные уши позаворачивались со страху. Что мне оборотни какие-то – фу!

Наглость – второе счастье, если только не первое. Кто-то мелкий уже пищит под ухом:

– Так ты, как я понял, кушать хочешь?

– Времени, – говорю, – не было пожрать. Только что сверху. Что было: рассказать – никто не поверит.

– Сейчас, – говорят. И завозились в темноте.

Я же помню – они вполне съедобные штуки едят, даже вкусные. Воспользуюсь случаем, думаю. Ну и суют в руки какую-то миску или тарелку, а пахнет от неё будто орехами. Пошарил рукой – точно, орехи, с полпальца длиной каждый. Попробовал один – есть вполне можно, солёный такой.

– Класс, – говорю. – Будем представлять к наградам – вам зачтётся.

И меня кто-то обнимает холодной лапищей за шею – мир, дружба, жвачка. Терплю. Этикет есть этикет. А в самое ухо редко и холодно дышат и говорят:

– Надо же! Совсем на дикого не похож! В доску свой!

– А то, – говорю. – Будь спок, старина.

Тогда меня хватают за пояс и тянут вниз. И мне приходится сесть на что-то мягкое. И я сижу, хрупаю эти орехи и веду светскую беседу аса контрразведки: вру, хвастаюсь и надуваю щёки. А гады развесили уши по всему помещению – вешай хоть какую лапшу, уже всему верят. И тогда я спрашиваю между прочим:

– Тшанч как-то обмолвился о каком-то обалденном источнике энергии… Я тогда-то не стал уточнять – времени не было – но сейчас вспомнил, и интересно… Вы не в курсе?

Мнутся и гнутся.

– Вообще-то, – говорят, – мы не такие большие персоны, как Тшанч. Насчёт всяких новых идей нас не слишком просвещают…

– Я, – говорю, – слыхал, что уже не чересчур новая, в том-то и дело. Про сверхсекретные разработки я бы и спрашивать не стал.

– Ну, – мямлят, – трудно сказать, что он имел в виду из старого… Может гравигенератор или…

– Пирит, – подсказываю. – А?

– Не наше слово, – говорят. – Может вещь и есть, да зовётся иначе…

– Да ну вас, – ворчу. – Не знаете ни чёрта, только пальцы гнёте.

Они смутились и позатыкались, а я думаю: слишком хорошо – это тоже плохо. Наелся, сунул горсть орехов в карман про запас – неплохая, между прочим, еда, чувствуется много калорий и места мало занимает. Потом нашёл ощупью флягу с водой, напился и задремал. И гады расползлись по своим углам, чтобы не мешать.

Я ещё подумал, что здорово их построил – душа радуется.

Проснулся – скандалище!

В зале с мониторами так орут, что эхо поигрывает – в операторской слышно. Я потихоньку встал, подобрался к двери и приоткрыл чуток – чтобы слова разобрать.

По голосу узнал: Тшанч разоряется.

– Это, – трещит, – не пограничная полоса, а отхожая дыра в гладком месте! Почему, хотел бы я знать, никто ни за что не отвечает?!

Кто-то незнакомый урчит виновато:

– Так ведь это учёный был… Особые полномочия… Что ж я мог сделать-то?

Тшанч опять свои карандаши ломает со злости: