В-третьих, улыбка Мортема. Когда он вел себя как последняя свинья, о чём сказано выше, он умудрялся правильно улыбаться. Улыбаться так, что любой обомлеет и — нет-нет, — да улыбнётся в ответ. Потом этот человек, конечно, на себя разозлится за то, что быстро простил этого засранца, но всё равно перестанет злиться: и на себя, и на него…
В-четвёртых, никто — абсолютно никто — не оставался равнодушным к этому парню. Его либо любили, либо ненавидели. Хотя, по правде сказать, все, кто знал его достаточно хорошо, испытывали к нему одновременно оба этих чувства. Но Бернард всегда знал, что, если люди остаются рядом с ним несмотря ни на что, значит, они всё же больше любят, чем ненавидят.
Да, Бернард Мортем был необыкновенно удивительным человеком. Но, к сожалению, он этого не знал… Догадывался. И ему много раз про всё это говорили. Но сам он этого всего не знал; не понимал. Так же, как и не понимал: почему он до сих пор жив? После всего, что он сделал, — как ему удалось избежать смерти и вечного ада?
Поэтому-то он был страшно удивлён, когда, только придя в сознание, увидел перед собой Геллу. Он не увидел в её взгляде ничего, кроме глубокого разочарования. Как только женщина поняла, что её ребёнок пришёл в себя, она поднялась с корточек и отошла назад на пару шагов. Сложив руки на груди, Гелла Мортем склонила голову на бок, ещё раз внимательно изучая лицо своего сына. Ей показалось, что в нём что-то неуловимо изменилось, но сколько она ни всматривалась, Гелла не могла понять, что именно.
Бернард тоже не сводил с неё глаз. Он вообще редко с ней виделся, пока рос, но лицо своей матери никто и никогда не забывает. И сейчас Мортем смотрел на неё, как смотрел всегда: не веря своим глазам. Только раньше, в детстве, он радовался каждому её появлению, хоть Гелла всегда и была холодна с ним и отстранённа. Теперь же ни о какой радости и речи не шло. Ничего, кроме презрения, не отозвалось в его сердце на эту женщину.
— Ну? И зачем ты здесь? — спустя пару минут молчания спросил Бернард.
— Пришла посмотреть на своего единственного ребёнка, разумеется, — пожала плечами Гелла. — Жаль только, что при таких обстоятельствах.
Она обвела взглядом решётки, закрывающие Мортема от неё. Она сама их воздвигла посреди комнаты — от стены до стены, — как только её сына принесли на этот чердак. Бернард проследил за её взглядом.
— Они подпалят мою плоть, если я дотронусь, да? — быстро сообразил он. Гелла медленно кивнула. Бернард не удивился. Он помнил фокусы своей матушки и знал, на что она всегда была способна. Конечно, он никогда не думал, что она применит эти штуки против него, но и уверенным в обратном тоже никогда не был.
Бернард сел на полу, поджал ноги в коленях и откинулся спиной на какой-то ящик.
— Где Уайт?
— О, не беспокойся, она со своим братом. Уж кому-кому, а ей точно ничего не грозит… — лучезарно улыбнулась женщина. Хотя в её выражении лица чётко читалось пугающее безумие демона. — Чего не скажешь о тебе, дорогой.
— Уж лучше погибнуть, чем остаться с Каном наедине, — фыркнул Мортем.
Гелла покачала головой и цокнула языком.
Она приблизилась к решёткам, заглядывая прямо в глаза молодого мужчины. С годами её злость на него никуда не делась, а только крепла у неё внутри.
— Ты — моё самое большое разочарование в жизни… — прошептала женщина, вкладывая в свои слова всё презрение, на какое только была способна.
— Не смотря на это, ты за эти столетия не постарела ни на день. Так что, тебе грех жаловаться, — отмахнулся Бернард. — Просто отпусти меня. И я надеюсь, мы больше не встретимся.
Гелла внимательно всмотрелась в лицо своего сына. Она помнила — очень хорошо помнила, — в каких муках он появился на свет. Она также ни на секунду не забывала, какие душевные терзания ей пришлось перенести, когда отец Бернарда забрал его. Буквально отнял мальчика из её рук. Для Геллы этот малыш, конечно, изначально был только средством достижения цели. Средством на пути к бессмертию, власти, богатству и вечной молодости. Но потом, когда Бернард подрос, стал более опытен в магическом искусстве, Гелла стала возлагать на его большие надежды. Он буквально был единственным, чем она могла гордиться в этой жизни. А потом он подвёл её…
— Отпустить? — хмыкнула она. — Если я отпущу тебя, твой отец обойдётся со мной очень жестоко… Даже ради тебя я не подставлю себя под такой удар.
— Даже ради меня? Боги, говоришь так, будто я что-то для тебя значу, — хохотнул Мортем. Гелла промолчала, потупив взгляд. — Серьёзно, выпусти меня. Мне нужно забрать Уайт и убираться отсюда подальше.
— За Деметрию можешь не переживать, никто здесь не причинит ей ни малейшего вреда. Переживай лучше за себя… Твоего отца уже вызвали.