Он сходит с дороги в сторону холмов. Осознаёт, что из него сейчас выйдет отличный скалолаз. Это, конечно, не высотки Нью-Йорка, но тоже неплохая альтернатива. Когда солнце окончательно поднимается, он находится на значительном расстоянии от автострады, шума машин уже он точно не услышит, и, чувствуя, как гулко бьётся сердце в горле, он находит укромное защищённое местечко среди камней, которого, наверное, до него не касалась рука человека, и устраивается поудобнее.
Его будит тихое жужжание.
Питер приоткрывает глаза, прикрывая их рукой от солнца. Оно не в зените, так что сейчас, решает он, должно быть ближе к вечеру. Не те здоровые восемь-девять часов сна, но он был близок, и он бы чувствовал себя лучше, если бы буквально не спал на камнях, и об этом ему уже напоминает собственная шея.
Над ним молчаливым наблюдателем висит дрон.
Глаза Питера окончательно распахиваются, и сам он замирает в ожидании того, что произойдёт дальше. Вооружён ли он. Попытается ли стрелять. Но ничто не говорит ему об опасности, так что он просто смотрит в ответ.
Только после того, как он наконец меняет позицию, чтобы нормально сесть, дрон начинает движение. Он отворачивается от него, и начинает лететь вниз, в сторону магистрали.
Питер колеблется всего секунду, после чего натягивает на голову капюшон и следует за ним.
Дрон приводит его на окраины того, что, как быстро понимает Питер, является Малибу. Он прошёл – быстрым шагом, скорее всего, а для него это что-то значит – значительное расстояние, прежде чем сдался. И теперь, находясь здесь, он осознаёт, что не имеет ни малейшего понятия, где именно находятся остатки того, что было домом мистера Старка.
Осознаёт, что сейчас это не имеет значения.
Дрон направляется прямо к дому на окраине города. Он находится в относительном отдалении от соседей, незаметном для чужого глаза – немного дальше, может, парочка высоких деревьев вокруг. Питер запрыгивает на забор, видит бассейн на заднем дворе, видит как дрон залетает внутрь дома.
Ладно, думает Питер. Он роняет сумку на лужайку и поднимается, внимательно изучая взглядом стеклянные двери на заднем дворе. Не обязательно готовый к битве, но… готовый.
Он не знает, что именно чувствует: его дыхание ровное, но сердце всё ещё стоит в горле. Это не момент истины, или расплаты, или ещё чего-либо. Просто момент. Возможно, ключевой, как когда Ник Фьюри впервые пришёл за ним в Венеции. Лишь здоровое ощущение опасности, и ничего более.
Кто-то выходит в поле зрение изнутри дома. Питер откидывает капюшон. Фигура делает шаг вперёд, едва заметно прихрамывая.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Квентин… мистер Бэк… Бэк. Его голос звучит ровно, но в нём всё же можно услышать нотки любопытства. Питер узнаёт и долю угрозы, но в основном это просто вопрос.
– Ты реален? – произносит Питер быстрее, чем успевает осознать, что вообще что-либо сказал.
Квентин… Бэк… Он останавливается, склоняет голову на бок.
– Что?
Питер сглатывает, прикладывая все возможные усилия, чтобы держать себя в руках, не переходить сразу к худшему из возможных сценариев.
– Ты реален, – повторяет он. – В плане, это ты. Действительно ты. Реальный человек.
Питер не знает, как его называть. Становится ясно, что это не его Квентин; не постоянный спутник последних нескольких дней. Квентин знал каждую его мысль, потому что он был в голове Питера. Этот Квентин… мистер Бэк… он не знает. Не знает, зачем пришёл Питер. Наверное. Он не знает, через то прошёл Питер с их последней встречи. Однозначно.
Потому что это знает только Питер. Потому что он держал это при себе.
Бэк смотрит на него, и Питер вспоминает этот взгляд. Он вспоминает, как чувствовал себя под этим взглядом, когда на него надвигались, уверенно шагая вперёд, загоняли в ловушку. За этим многое скрывается, теперь Питер знает – нельзя зайти так далеко без должного расчёта – но внезапно взгляд исчезает.
Бэк не отводит глаз, но Питер замечает смену в его манере поведения. Твёрдость уступает место задумчивости.
И когда он вновь начинает говорить, его голос звучит так мягко. <>iКак в тот первый раз.
– Да, – кивает Бэк. – Это я. Я реален. Я реальный человек.
– Но ты умер, – вырывается следующим у Питера. – Как это действительно можешь быть ты, если ты мёртв?
Бэк пожимает плечами, и теперь из их общения пропадает всякая формальность.
– Мне говорили, что я достаточно хорош в иллюзиях, – произносит он с долей веселья в голосе. – Ты полагался лишь на свои глаза, верно? И на ЭДИТ. А рядом со мной…
– …Им нельзя доверять, – заканчивает Питер. Он скорее шепчет самому себе, но несмотря на расстояние между ними, Бэк может его слышать. Его взгляд фокусируется на боку Бэка, и он вспоминает хромоту. – Но в тебя всё-таки попало?
Бэк невесомо касается рёбер, кривя губы.
– Да. Но едва ли что-то смертельное. А что?
– Я не… Я не знаю, – поражённо произносит Питер. Он в принципе не знал, чего ожидать, но явно не этого. – Ужасно, когда людям больно. Я не хочу, чтобы другие страдали.
– Даже я, – говорит Бэк, не сводя с него взгляда, и в его тоне слышно недоверие.