И магический мир — не исключение. Назвать его волшебным у Марии не поворачивается язык, она ни за что не назовёт этот мир волшебным теперь. Ей было скучно тогда, и она смогла увидеть, чем именно и как живёт этот проклятый мир. Девушка ни за что не согласилась бы попасть сюда снова, будь она на Земле, но теперь она и ни за что не согласилась бы отправиться на Землю. Этот мир был странным, чужим, непонятным, но знакомым. Кое-что в некоторых сериалах, книгах и комиксах всё же оказалось почти правдой, но Мария, к её сожалению, ещё не совсем понимала, где находится грань между вымыслом и реальностью. Наверное, так чувствовал себя и Седрик, когда попал на Землю. Но он был там совсем недолго, понять, чем на самом деле является эта планета, он бы просто не успел.
Хоффман чувствует себя слишком неважно. После того дня, когда Мария и Мердоф нашли его в том старом доме, он ещё не говорил ни слова, правда, что-то записывал в свою записную книжку, что-то рисовал. Мария вынуждена сидеть рядом с ним эти несколько дней. Пожалуй, это нужно воспринимать как простую благодарность этому человеку. Мисс Фарелл осторожно садится на диван, что находится в кабинете графа, с любопытством, присущим ей, рассматривает вещи, стоящие в шкафу, натыкается взглядом на фотографию какой-то семьи. Мужчина, на которого граф очень похож, хрупкая болезненная женщина, трое детей: две девочки и мальчик. Женщина на фотографии отчего-то особенно приковывает к себе взгляд. По её позе, по выражению её лица, по общему облику Мария видит, что женщина эта кажется тяжело больной.
Хоффман жестом просит бывшую принцессу принести ему эту фотографию, что Мария тотчас и делает. Ей не хочется лишний раз тревожить этого человека. В конце концов, он спасал её минимум дважды — от тех выживших из ума революционеров и от Мердофа. С последним она, правда, уже подружилась, но тогда этот парень мог её убить, был готов к этому. Мужчина смотрит на изображённую на ней семью, вздыхает, проводит пальцем по изображению и отбрасывает фотографию в сторону.
Мария от неожиданности вздрагивает и удивлённо смотрит на пол, где очутился снимок; почему-то она чувствует, что понимает, почему именно Георг Хоффман так поступил, она сама бы отбросила в сторону фотографию, где были бы изображены мама и Роза. И не только потому, что ей было бы больно об этом вспоминать. Ещё и потому, что ей бы совсем не хотелось лишний раз ворошить прошлое.
— Это Вы и Ваша семья, да? — спрашивает девушка тихо. — Вы похожи на того мужчину, что стоит посередине.
Граф кивает. Он медленно, не спеша, будто бы специально растягивая этот процесс, поднимается с кресла, где сидел, откладывает книгу, подходит почти вплотную к Марии. Девушка делает шаг назад, наталкивается спиной на шкаф. Если быть честной, ей в тот момент хочется чем-то ударить этого человека, оттолкнуть. Хоффман, увидев это, останавливается.
Он стоит неподвижно какое-то время напротив Марии. Эти несколько секунд, может быть, даже минут, кажется, длятся очень долго, бывшая принцесса уже готова схватить вазу, что стоит в шкафу у графа Георга Хоффмана.
— Да, это моя семья, — задумчиво произносит мужчина. — Знаешь, никогда не любил их всех. Почти всех… Впрочем, не думаю, что им моя любовь что-то бы дала.
Мария сглатывает, когда граф резко разворачивается и садится обратно в кресло. Его слова о семье задели девушку за живое, она чувствует себя почти виноватой за то, что нашла эту фотографию, впрочем, графу самому не следовало приходить в тот дом, возможно, тогда он смог бы избежать этого нервного срыва.
Почему-то девушке совсем не хочется сейчас думать о своей семье. Кассандра и Роза Фаррел… Их смерти были на её совести, на совести Марии, вспоминать об этом лишний раз не хотелось, слишком противное чувство появлялось в груди. Говорить о чём угодно, с кем угодно, только отвлечься от этих проклятых мыслей. В тот день, когда Хоффман заключил с ней первую сделку, Альфонс сказал ей, что у неё и у графа нет ничего общего. Теперь Мария понимала, что это не так. У них было куда больше общего, чем казалось на первый взгляд — они оба не любили своих родных, они оба фактически были причиной их гибели.
— Какой была Ваша мать? — зачем-то спрашивает она. — Она любила Вас меньше, чем Ваших сестёр, да?
Хоффман задумывается на минуту, потом идёт к окну, поднимает с пола отброшенную фотографию, внимательно смотрит на неё. Мари будто бы зовёт его за собой. Но он ни в коем случае не пойдёт туда за ней. Не сейчас. Он лучше попробует воскресить её. Это более разумный и более возможный вариант. Если он умрёт сейчас, то загробная жизнь для него будет несладкой. Хочется остаться в этом мире ещё ненадолго, хоть на чуть-чуть, Анна говорила, что забеременела. Графу хочется хоть раз взглянуть на своего ребёнка, хоть раз подержать его в руках…