ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Подзадоривать Миранду — это занятие дарит Константину столь сильное эстетическое наслаждение, что он вряд ли когда-нибудь сможет от этого отказаться. Ему нравится видеть, как блестят её тёмные глаза, нравится видеть насмешливую улыбку на её губах, нравится чувствовать её раздражение, не переходящее в гнев, нет — этого бы Константин не пережил. Не потому, что ему было так дорого её хорошее расположение духа. Потому что она сама просто не оставила бы его в живых, если бы рассердилась на него по-настоящему. Он не её брат. Не Майкл, которому Миранда может простить всё, пусть и не всегда сразу. Он не тот человек, который по-настоящему дорог ей. И от этого почему-то Райну становится жутко больно и обидно.

Он слышал о ней с самого детства. Трудно не знать. Сколько было имён у Миранды Эстеллис — вряд ли кто-то знает наверняка. Одно из самых известных — Изольда тер Галлиантор, баронесса Луижсская и Фернольгарская. Кажется, это было её настоящее имя. Она всегда подписывала все важные бумаги именно им. А, может, это имя просто нравилось ей более других. Или с ним было связано что-то важное для этой девушки.

Огонь в глазах Миранды заражает. Она всегда могла заставить другого человека поверить в то, что она в данный момент верит и что чувствует или хочет, чтобы все думали, что она в это верит и чувствует это. Она всегда могла убедить в чём-то, как когда-то убедила и его… Эта девушка бывает странно красноречива тогда, когда ей это нужно. Совсем не такая, какой была Мира Андреас… Почему-то к незадачливой «королеве сердец» юноша стал питать какую-то странную жалость, какую-то необъяснимую симпатию. Она была маленькой обездоленной девочкой, тихой и милой. Совершенно безобидной. Никому в жизни никогда не причинившей вреда. Кроме Феликса Эсканора и Кристана Виланда — те двое дураков были влюблены в неё.

— Было бы трудно представить, если бы я убивала их мечом, — пожимает плечами Миранда. — Я же знаю толк в ядах и кинжалах.

Он смотрит в её глаза. В её тёмные от азарта глаза. И ему вспоминаются светлые от стоящих в них слёз глаза Миры, когда Константин зачем-то выловил из воды браслет её матери. Чтобы она не хныкала, про себя замечает трефовый туз. Больше всего на свете Райн не любит хныкающих девушек. Андреас хныкать перестала сразу же — сидела только, как-то шокировано уставившись на него. Червы… Что с них взять? Даже бубны с их пресловутой политикой неосуждения. Даже пики с их попустительством любых грехов со стороны кого угодно из их команды. Даже трефы с их леденящим душу равнодушием.

— К тому же, и меч-бастард вполне неплох, когда нужно кого-то убить, — задумчиво прибавляет девушка.

Она осторожно проводит пальцем по самому лезвию, не надавливая на него, она кладёт руку Константина на кинжал. Райн с каким-то восторгом и ужасом смотрит на лезвие, на котором лежат сейчас его пальцы… Ему действительно хочется надавить своей рукой на это лезвие, хочется, чтобы на его руке появилась кровь. Его кровь. Константин Райн любит смотреть на кровь, на ссадины, на синяки и порезы. Константин Райн любит видеть страх в чужих глазах. И он действительно не может объяснить своего восторга. Он смотрит на Миранду и думает, что для того, чтобы поранить человека, хватит весьма несильного движения. Совсем лёгкого… Впрочем, взгляд Миранды становится чуть строже и тяжелее. Девушка осторожно убирает пальцы Константина от лезвия.

— Одна царапина, мой дорогой друг, и ты — труп! — смеётся она, отшвыривая кинжал в сторону.

Константин замирает. Ему страшно. И весело. Ему снова вспоминается по-детски испуганное лицо Миры. Вспоминаются её светлые кудряшки, её подрагивающие от волнения губы, вспоминается её взгляд в тот момент, когда он подошёл к ней тогда… Да, должно быть, Феликс был прав — эта девчонка в чём-то жутко похожа на ангела. Какой бред… Ангелов ведь не бывает.

И всё же… Мира похожа на ангела, какими их рисуют художники и иконописцы. Константин никогда особенно не интересовался искусством, но кое-что видеть и запоминать ему приходилось. Иначе ему никогда бы не получить грант. Как бы хорошо он не умел играть в шахматы. Он не мог себе позволить такой беспечности, которую себе позволял Эйбис Вейча. Как же порой Константин ему завидовал! Да, он был жутко завистлив… Не завидовать он мог, пожалуй, лишь Мери Земирлонг — вот кому уж точно пришлось куда сложнее, чем ему. Ещё порой ему становилось жаль Андэля. Он вспоминал его сухие глаза, в которых, должно быть, было столько же боли, если не больше, чем у самого Константина, когда он потерял Эдуарда. Иногда Райну становилось так больно и стыдно смотреть на Андэля — единственное, чем он мог помочь этому парню, было то, из-за чего Андэля могли травить в Академии. Чёрная магия. Во многих государствах это не каралось нисколько, но там, где находилась Академия магии, там, где когда-то находилась деревушка, где жили братья Райны… Там это было противозаконно. Там это каралось смертной казнью.