Аччелерандо

– Этот монстр… – Эмбер подается вперед, нетерпеливо вглядываясь в окно. Какая-то ее часть очень сомневается в этой последней пропозиции. Обновить меня до призрачного фрагмента чужого группового разума? Ну-ну, не стоит хлопот, надменно думает она. – Что он из себя представляет? – Лишенная способности запускать добавочные потоки себя и анализировать сложные задачи, она чувствует себя слепой и беспомощной. – Он – какая-то часть вуншей?

– Данные неизвестны, но явился он вместе с вами, – говорит призрак. – Случайным образом активировался через несколько секунд после этого. Он буйствует в пределах зоны – и, если это будет продолжаться, наш хаб отрежут от сети, и вы умрете вместе с нами. Вы поможете нам, Эмбер? Прошу, спасите нас.

Единственное воспоминание, что принадлежит кому-то другому, стартует быстрее, чем управляемая ракета, – и оно гораздо более смертоносно.

Одиннадцатилетняя Эмбер – неуклюжий длинноногий ребенок, разгуливающий по улицам Гонконга, неотесанный турист, осматривающий жаркое сердце Поднебесной. Это ее первый и последний отпуск перед тем, как Фонд Франклина пристегнет ее к грузовому отсеку космоплана «Шэньчжоу» и отправит на орбиту из Синьцзяна. Пока она свободна, хотя и заложена на сумму в несколько миллионов евро; она – маленький тайконавт [95], готовый работать в течение долгих лет на орбите Юпитера, чтобы расплатиться с сетью, которая ныне владеет ею. Это не совсем рабство: благодаря папиной корпоративной игре Эмбер не нужно беспокоиться о том, что мама преследует ее, пытаясь возвратить в постчеловеческую тюрьму взросления, как старомодную маленькую девочку. А теперь у нее есть немного карманных денег, и номер в Хилтоне, и свой личный пульт от удаленного Франклин-помощника, и она решила устроить себе туристическое просвещение в стиле восемнадцатого века – устроить с размахом, потому что…

Потому что это ее последний день на свободе в случайным образом развивающейся биосфере. В этом десятилетии все самое интересное происходит в Китае. Здесь горячо и тесно, прямо как в ядре звезды, а с устаревшим и отставшим здесь обходятся безо всякой жалости. Рвение националистов догнать Запад передало эстафету рвению потребителей достать самые свежие и модные штучки, какие только есть в мире, – тут нарасхват идут и самые оригинальные туристические сувениры с причудливо-старомодных улиц Америки, и самые передовые, быстрые и умные обновления для тела и души. А Гонконг жарче и быстрее почти любого другого места в Китае, что значит – и во всем мире тоже. Это такое место, где туристы из Токио ходят, разинув рты, – запуганные и шокированные будущим гламуром высокотехнологичной жизни.

На Жардин-Базаре, скорее Жардин-Раздрае, мелькает мыслишка: Эмбер купается во влажном шуме. На крышах дорогих торговых центров и роскошных отелей из стекла и хрома растут геодезические купола, такие ажурные, что кажется, они вот-вот уплывут прочь, подхваченные горячим бризом с моря. Из Кай-Тека больше не доносится рев аэробусов, не видно в небе штормовых туч полированного алюминия, проливающихся дождем бледнолицых туристов на торговые центры и рыбные рынки Кулуня и Новых Районов. Идут последние напряженные дни Войны Против Неразумия, и в небе проплывают невероятные формы. Эмбер пялится, задрав голову, на шеньянский F-30, набирающий высоту по почти перпендикулярной земле траектории. Ворох недоступных пониманию несущих поверхностей, сходящихся в точке перспективы, отрицающей пространственное мышление, а заодно и взгляд радаров, – это китайский истребитель, или ракетный модуль, или вовсе суперкомпьютер с крылышками? Чудо техники уносится вдаль – над зеркалом вод Южно-Китайского моря, – чтобы присоединиться к неусыпному патрулю, стоящему на страже капиталистического мира, – гаранту уверенности, что все в том мире защищены от Войск Неприятия Прогресса и ваххабитов.

Вдруг Эмбер на мгновение становится просто не по годам развитым человеческим ребенком. Ее подсознание отключается: цензор-боты китайского правительства, мощные информационные солдаты, подавляют ее когнитивные способности, препятствуя выгрузке сведений о своем наиболее грозном оружии. Воспользовавшись этими секундами, пока ее сознание пустует словно выеденное яйцо, худощавый парень с голубыми волосами резко толкает ее в спину и сдергивает с плеч рюкзак.

– Эй! – кричит она запинаясь. Ее разум затуманен, оптика не повинуется, не в силах ухватить биометрическую модель похитителя. Миг оцепенения, слепая зона для устройств слежки в реальном времени и время, потраченное на попытки удержать равновесие, а не на погоню, – три аспекта, дающих вору сбежать. А с отключенными дополнениями Эмбер не знает, как крикнуть «держи вора!» на кантонском.

Спустя несколько секунд истребитель пролетает, увлекая радиус действия цензор-поля за собой.