Аччелерандо

– Да не трясись ты так, – подбадривает Аннет. – Она-то думала тебе всем этим досадить – и это явно слабость: значит, веры в собственную правоту недостает. А я показываю тебе все это, чтобы укрепить.

– Ей-то недостает?! – Это что-то определенно новенькое. Эмбер подается вперед и вся обращается в слух.

– О да. Памела сейчас – просто сварливая карга. Время ее не пощадило. Она, судя по всему, надумала пассивно покончить с собой с помощью необратимого старения, а нас оставить с тяжестью вины за то, что плохо с ней обошлись. Смерти она, само собой, все равно боится, но виду не подает. Сирхан все вьется пажом вокруг нее, глупый ребенок, обходится с ней так, будто она пуп земли, и думает, что помочь ей уйти в мир иной – значит поспособствовать торжеству ее идей. Ему ведь еще никогда прежде не доводилось смотреть, как взрослый человек задом наперед шагает к пропасти.

– Задом наперед, значит. – Эмбер делает очередной глубокий вдох. – Получается, что мама так несчастна, что добровольно отдается на милость старости? Это самое медленное самоубийство из всех возможных.

Аннет печально качает головой.

– У нее было лет пятьдесят, чтобы попрактиковаться. А тебя тут не было двадцать восемь лет, если что. Когда она тебя вынашивала, ей было тридцать, теперь – за восьмой десяток перевалило. Она отрицает все вмешательства в геном, даже основала Ассоциацию Защитников Изначального Генома, АЗИГ. Почистить и омолодить свое тело для нее ровно то же, что бросить носимый полвека штандарт; да и выгрузку она не приемлет – ведь, по ее мнению, сущность должна быть незыблемой, неизменчивой. Она прибыла сюда в стазисе на физическом корабле и назад возвращаться не собирается – хочет встретить смерть тут, понимаешь? Потому-то тебя сюда и притащили. Ну, само собой, еще приставы приложили руку – они выкупили кредиторские права твоей прежней версии и теперь сторожат тебя на подходе к Юпитеру, вооруженные мозговыми зондами, чтобы вытянуть из тебя все ключи доступа…

– Блин, да она же меня к стенке приперла.

– Ну, я бы так не сказала. Думаю, все мы рано или поздно вносим коррективы в свои принципы… но Памела податливости лишена начисто. Конечно, она не глупая, да и не так мстительна, как сама считает. Ей кажется, что она просто старуха, которой нагадили в душу, а на деле – не все так однозначно. Мы с твоим отцом…

– Он до сих пор с нами? – спрашивает Эмбер взволнованно. Ей хочется верить, что о Манфреде Масхе плохих вестей ждать не придется.

– С нами, с нами. – Аннет снова пытается изобразить улыбку, но в этот раз это точно простое зубоскальство. – В общем, да, мы с твоим отцом пробовали помочь Памеле. Но от нас она помощь не принимает. Для нее что Манфред – не мужчина, что я – не женщина, но со мной она хоть как-то способна общаться. Возможно, и с тобой станет. Но сокровища Манфреда давно исчерпали себя. В настоящее время твой отец далеко не богач.

– Ну ладно. – Эмбер кивает сама себе. – Все равно он кое в чем способен мне помочь.

– Вот как? И в чем же?

– Помнишь, с какой изначальной целью мы снарядили «Странствующий Цирк»? Из-за той разумной инопланетной передачи…

– Да, помню, как сейчас. – Аннет фыркает. – Искали спекулятивные высокодоходные пирамиды у мудрых старших братьев по разуму.

Эмбер облизывает пересохшие губы.

– Нас здесь могут подслушивать?

– За милую душу. Дом без возможности слежки тут попросту невозможен.

– Ну тогда…

Эмбер закапывается в собственный разум, разветвляется, собирает затейливый букет из мыслей и воспоминаний и направляет вовне. Она передает Аннет конец шифрованного канала, и поток застывших продуктов мыслительной деятельности вливается той в голову. Аннет сидит неподвижно секунд десять и вздрагивает потом, тихо ойкнув.

– Тебе стоит показать это отцу, – говорит она, приходя в заметное возбуждение. – А мне теперь надо идти. Вообще, не стоило мне узнавать об этом. Это же бомба! Материал высочайшего общественного значения, вот увидишь! Я вернусь в главную ветвь и дам ему знать.

– Погоди! – Эмбер встает так быстро, как только позволяет неуклюжее, непривычное пока еще тело, но Аннет куда проворнее – она уже взбирается по сконструированной из пены лестнице, прозрачной, словно желе.

– Расскажи Манфреду! – говорит ее тетя в теле орангутанга. – И никому, кроме него, не доверяй! – С другого конца канала в сознание Эмбер проталкивается входной пакет сжатой и добросовестно закодированной памяти, а секунду спустя обезьянья голова Аннет касается потолка и расплывается. Конструкции распадаются, их частицы отпускают друг друга, и струи испаряющегося роботумана тают в основном блоке породившей липовую обезьянью тушку постройки.

Снимки из семейного альбома: что было, пока тебя не было…