Весь день, однако, несмотря на болезнь, АА занимается - читает Шенье, вспоминает соответствующие места у Пушкина, находит влияния, отмечает их...
Составленный вчера список растет. Вчера АА включила в список под знаком вопроса несколько стихотворений, в которых чутьем чувствовала влияние Шенье, с тем, чтобы вычеркнуть их из этого списка, если догадка не подтвердится изучением и если она точно не обнаружит этого влияния. В числе таких (двух-трех) стихотворений было и "Умолкну скоро я...", где АА очень смущали строки: "Он мною был любим, он мне был одолжен / И песни и любви последним вдохновеньем...".
"Одолжен" - явный галлицизм, подчеркивающий французские источники этого стихотворения. Странным казалось и то, что Пушкин говорит о своей смерти, предвещает ее: "Умолкну скоро я..." - Пушкин, полный силы и жизненной энергии человек, прекрасный пловец, превосходный наездник, путешественник, легко переносивший невзгоды странствований на лошадях, и т. д., и т. д. вдруг в 21 году говорит о себе так уныло. Откуда это? Это не могло исходить из него самого. Это должно было быть навеяно чтением. Смерти своей - кроме смерти от несчастного случая, которая (...) - Пушкину не было естественным ожидать в эту пору.
Сегодня, читая Шенье, АА обнаружила в нем то именно место, которое на это стихотворение повлияло. Влияние - бесспорно, и АА зачеркнула сегодня вопросительный знак, поставленный вчера в списке, и заменила его датой стихотворения. И в связи с этим стихотворением стоят еще два пушкинских, какие именно, я забыл, и на которые повлияло то же самое стихотворение Шенье.
Сегодня утром и вчера ночью АА сделала выписки и писем Пушкина, чтобы датировать то место "Бориса Годунова", на котором влияние Шенье, четвертую главу "Евгения Онегина" и "Оду" Шенье (?). Все три вещи совпали во времени написания. Все они написаны в течение одного лета, и, таким образом, предположения АА об усиленном чтении Шенье в это лето подтвердились.
АА говорила о Шенье, что она не любила бы его, если б не его ямбы, потому что во всех остальных стихотворениях слишком чувствуются условности и "типичные для XVIII века чувственность и рассудочность, чего совершенно нет в превосходных ямбах, где реализм, хотя и доходящий порой до цинизма, где звучит "неколебимый гражданский пафос".
И АА прочла мне вслух, наизусть, по ее мнению, превосходное стихотворение (в котором есть строки такого смысла: "много лет собирал мед, что, сразу раскрыв улей, выпустить всех пчел") и добавила: "Великая вещь реализм в поэзии".
Но насколько Пушкин углубляет Шенье в тех стихах, которые под его влиянием: "Пушкин этот - удивительный комбинатор!".
И АА стала перечислять недостатки Шенье, в числе которых (это не относится к его ямбам) - сентиментальность, растянутость - вообще, погрешности композиции. Шенье где-то бежит за письмом любимой и горько жалуется на ветер, его уносящий, и описывает эту беготню с письмом в самых торжественных и патетических (а на наш, современный взгляд - смешных) выражениях. "Пушкин не заставил бы себя бегать за письмом любимой перед читателем"; у Пушкина это - "Сожженное письмо" (влияние на котором - именно указываемого стихотворения Шенье), и в нем Пушкин мужествен; и мужество, и отношение к чувствам, и фразировка - совершенно современные нам.
"А французы считают Шенье первым французским поэтом", - говорит АА. Я спрашиваю: "А Виллон?" - зная, что АА любит его и ценит его больше всех французов. АА только рассмеялась и протянула ласково: "Виллон? Виллон душенька", - вложив в это слово всю свою неистовость и нежность.
Говорили еще. АА сказала, что не думала раньше, что у Пушкина есть такая г р у п п а как-то одинаковых стихов. Брюсов, редактируя Пушкина, как-то чувствовал эту одномерность ряда пушкинских стихов, чувствовал, что есть какая-то группа - потому что полууказание на это слышится в его примечаниях, что такое-то стихотворение, вероятно, относится к той же, к какой и то-то... Брюсов, однако, не улавливал, в чем именно их сродство. А сродство их в том, что все они - под влиянием Шенье. АА говорит: "Пушкин делает всегда лучше. Он гениально схватывает все недостатки Шенье и их отбрасывает, не пользуясь ими для своих стихов. Стихи Шенье он вводит в исправленном виде в свои".
4.05.1926
В двенадцать часов пришел к АА в Мраморный дворец. Лежит в постели. Кашель все тот же, нехороший, грудной. Застал у нее Шубина, директора той гимназии, в которой учился В. К. Шилейко. Я вывел Тапу гулять и вернулся, когда уже его не было. Шубин - восьмидесяти лет старик, родом из крепостных, на своих деньги выстроил гимназию, преподавал в ней, сделался ее директором, любимым всеми гимназистами за доброту. После революции его сделали поваром в той же гимназии. Теперь он дослужился до преподавателя русского языка.