Ад

— Он что, невесте представил Лелю как свою жену? — уточнил Камень.

— Тупица ты неповоротливая! Он Леле нашей эту условную девушку представил. Жена, мол.

— Елки-палки! — воскликнул Камень. — Так это его, что ли, свадьба-то была?

— В том-то и дело, — поддакнул Ворон. — Представляешь, какая трагедия? Вадим женился и в день свадьбы встретил свою настоящую любовь. Единственную на все времена. Во коллизия!

— А Леля что? Как она это восприняла?

— Да плохо, как она еще могла это воспринять, — Ворон горестно взмахнул крылом. — Сперва замерла, словно заледенела, потом вспыхнула, как спичка, кинулась в зал, подскочила к столику, схватила сумочку и побежала в гардероб одеваться. Только номерок-то от гардероба у ее кавалера остался, так что ей все равно пришлось ждать, пока он ее догонит. Тот с вопросами пристает, дескать, что случилось, а она молчит, слезы градом катятся, ничего не отвечает. Ну, парню делать нечего, взял он ее шубку, помог одеться, посадил в машину и повез домой. Всю дорогу молчали. Он на нее страшно обиделся.

— Ну еще бы, — подхватил Камень. — Любой на его месте обиделся бы. А как Леля? Сильно переживала?

— Да уж напереживалась в полный рост, — усмехнулся Ворон. — Ее же хлебом не корми — дай пострадать. Вот уж тут она оттянулась по полной программе. Неделю из дому не выходила, Люба чуть с ума не сошла, гадая, что такое с ее деточкой приключилось, не ест, не пьет, лежит на диване лицом к стенке, шалью укрытая, ни с кем не разговаривает. Люба чего только не передумала, пока Леля страдала. И главное: эта поганка ничего матери не сказала, не объяснила, хоть бы вранье какое-нибудь безобидное придумала, так нет, молчит, а на все вопросы отвечает, мол, все в порядке, просто грустно. Люба даже решила, что у нее самая натуральная депрессия, и собралась психиатра на дом приглашать, уже и Аэлле позвонила с просьбой порекомендовать толкового и деликатного специалиста. Но тут Леля опомнилась, сообразила, что родители тоже переживают и места себе не находят, и демонстрацию прекратила. Хотя страдать не перестала, но делала это уже в более мягкой форме. Стала из дому выходить, с друзьями встречаться, есть начала нормально, хотя за стол садилась с постной миной.

— Знаешь, Ворон, — начал Камень смущенно, — я еще хотел спросить тебя…

— Спрашивай, спрашивай, — подбодрил друга Ворон, — не стесняйся.

— Не знаю, неловко как-то… Скажи, а Леля что, до сих пор девица?

— Эк, хватил! — Ворон гортанно расхохотался. — С чего ты взял? Ей уж двадцать шесть лет стукнуло. Где ты видел девиц такого возраста?

— Но как же… Ты же сам говорил, что ей никто по-настоящему не нравится, встретится пару раз и разочаровывается. А любит она только Вадима. Неужели она без любви идет на близость?

— Слушай, косный ты какой-то, — Ворон горлом издал невразумительный клекот. — Ну при чем тут любовь-то? Близость — это атрибут жизни. Надо быть как все или не хуже других. Все занимаются сексом — значит, и ты должен. У всех он есть, стало быть, и у тебя должен быть. И потом, интересно же, столько об этом говорят, столько пишут, в кино показывают, надо обязательно попробовать. Кроме того, беспорядочная интимная жизнь — это признак богемности, к которой Леля стремится. Предвижу твой следующий вопрос, который ты, конечно же, задать постесняешься и будешь мучиться неопределенностью, так что отвечаю сам: нет, ей не понравилось. Наверное, партнеры попадались неудачные. Или она слишком сильно верит в то, что пишут и показывают, и ждет от близости невесть чего, а никакого «невесть чего» там и в помине нет, все очень обыкновенно.

Камень с удивлением слушал Ворона. Откуда такой цинизм? Ворон всегда был романтичным и влюбчивым, к человеческим чувствам относился трепетно и никогда столь хладнокровно об интимной сфере не рассуждал. Что это с ним? Подобные речи Камень ожидал услышать скорее от Змея, это как раз его репертуарчик, но уж никак не от Ворона.

— А ты переменился за последнее время, — задумчиво заметил он. — Явно ощущается чье-то влияние. Уж не белочка ли лапку приложила?

— Оставь ее в покое, — немедленно окрысился Ворон. — Чуть что — сразу белочка виновата. Да, я провожу с ней время, да, я помогаю ей с детками, да, я приношу питание и развлекаю ее рассказами о том, чего она никогда не увидит, ну и что? Это преступление? Это повод подозревать ее во всех грехах?

— Успокойся ты, никто ее ни в чем не подозревает. Просто раньше ты не был таким… — Камень замешкался, подыскивая слова. Ему не хотелось открыто обвинять Ворона в цинизме.

— Каким? Ну, каким? — дерзко выкрикнул Ворон, на всякий случай перемещаясь подальше и повыше, хотя никакой реальной угрозы от Камня исходить не могло, поскольку он был обречен на полную и окончательную неподвижность.