— Почти никогда, — Даша потупилась и призналась: — На самом деле совсем не гуляет. С ним сиделка гуляет или Юлька, сиделкина внучка. У нее с Дениской любовь.
— Даже так? Пусть Денис попросит маму погулять с ним. Пусть она почувствует, что ему приятно быть с ней, что он в ней нуждается. А ты сама себе одежду покупаешь?
— Ну да. Дядя Родик дает деньги, я иду и покупаю, что мне нравится.
— Почему бы тебе не попросить маму пойти с тобой и помочь выбрать что-нибудь?
— Да ну, вы что! — Даша невольно рассмеялась. — Она выберет, как же! Какой-нибудь прошлый век купит, она же в моде ни черта не смыслит, сама одевается как чучело, и меня так же оденет.
— Ничего, — голос Кирилла моментально стал холодным и металлическим, — пускай она выберет для тебя то, что ей нравится, а ты поблагодаришь и будешь носить. Если ты хочешь, чтобы с твоей мамой все было в порядке, тебе придется пойти на определенные жертвы.
Он встал и двинулся к выходу.
— Вы уже уходите? — огорченно спросила Даша.
— Да, мне пора. Ты дашь мне свой телефон?
— Конечно, — обрадовалась она. — Вы мне позвоните?
— Я бы хотел узнать, как мама. Все-таки она теперь почти моя крестница. О нашем с тобой разговоре ей не рассказывай. И вообще не говори, что я тут с тобой сидел. Привел маму и сразу ушел. И о том, что ты дала мне свой телефон и я буду тебе звонить, тоже не говори, ладно?
— Ладно, — согласилась она. — А почему нельзя говорить?
— Потому что неудавшиеся самоубийцы очень стесняются того, что они сделали. Не нужно им лишний раз об этом напоминать. Маме будет неприятно, что какой-то посторонний человек оказался в курсе ее беды и ее проблем. В общем, не говори — и всё. Мы с тобой будем общаться, но это будет нашим с тобой секретом, нашей маленькой тайной. Договорились?
— Договорились! — радостно подтвердила Даша.
— А этот мужчина, Кирилл, он… — начал было Камень.
— Ну! — радостно подхватил Ворон. — Он самый и есть, на этот раз я его как следует рассмотрел. Теперь уж ни с кем не перепутаю, как бы он ни переодевался и ни гримировался. Ну, мастер, ну, умелец! Одно слово — артист!
— И все-таки мне не верится, неужели можно так менять внешность при помощи одежды и грима? — недоверчиво сказал Камень.
— И еще как! — воскликнул Ворон. — Ты даже представить себе не можешь, какие чудеса они вытворяют.
— Значит, это Кирилл Тарнович спас Лелю от маньяка?
— Ну да. И когда грабитель у Любы сумочку вырвал, тоже он вмешался.
— А кавказец, который выручил Николашу, когда на него наехали?
— Вот тут врать не буду, — Ворон покачал головой. — Не узнал. Но вполне могу допустить, что это тоже он был. И тот мужик, который в день суда над Геннадием наблюдал за Романовыми, тоже он.
— Ну, это уж ни в какие ворота, — возмутился Камень. — Это не проходит.
Ворон нахохлился и сердито сверкнул глазками.
— Почему не проходит?
— Смотри сам: он сказал Даше, что ему сорок семь лет, правильно?
— Допустим, — осторожно согласился Ворон. — И что?
— Какой год это был?
— Две тысячи второй.
— Стало быть, он, — Камень на мгновение задумался, — тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения. Или в крайнем случае пятьдесят четвертого. А суд над Геннадием был в каком году?
— Не помню, — буркнул Ворон.
— Зато я помню, — ехидно улыбнулся Камень. — В восьмидесятом. Выходит, ему было всего двадцать пять — двадцать шесть лет. А ты мне заливал про мужика под сорок. Так что не проходит никак.
— А вот и проходит! Тоже мне, великий математик выискался! — Ворон возмущенно закаркал, брызгая слюной. — Помнишь, я тебе говорил, что мне этот мужик напоминает того, который перед зданием суда сидел, только моложе? Помнишь?
— Ну, помню.
— Мы с тобой тогда еще голову ломали, как это может быть. А теперь все встало на свои места. Он же артист, он не только лицо может изменить и походку, он и возраст может добавить или убавить. Может, он вообще в какие-то моменты глубоким стариком прикидывался, вот я его и не замечал. Короче, голову тебе даю на отсечение, что это все он и был: и у суда, и с маньяком, и с сумочкой. Я тебе больше скажу, — Ворон понизил голос, — я его еще один раз видел, оказывается.
— Что значит: оказывается? — не понял Камень.
— Да вот то и значит. Помнишь, как Аэлла в ресторане увидела Родислава с Лизой и вызвонила туда Любу, а с ней какой-то кинодеятель познакомился и на просмотр в Дом кино утащил? Так это тоже он был.
— Что же ты раньше-то молчал?! — завопил Камень. — И как тебе только не стыдно? Знал — и молчал?!
— Да я только сейчас узнал, — принялся оправдываться Ворон. — Он же все время переодетый и загримированный, все время прикидывался, а сегодня он был натуральный, как есть от природы, и тогда в ресторане он тоже был натуральный.