Ад

— Теперь тоже машет, — отмахнулся Ворон. — Только уже не так отчаянно. Не сбивай меня. Василий взял на себя функции главы семьи, всем командует, все решает, бюджетом распоряжается, но он и зарабатывает больше Лариски, то есть белая зарплата у него, конечно, меньше, потому как Бегорский в своем холдинге всем такие оклады установил — закачаешься, но поскольку Василий — механик от бога, руки у него золотые и работает он на совесть, то ему клиенты из рук в руки приплачивают очень даже немало.

— Какая, ты говоришь, зарплата? — переспросил Камень. — Белая? Это как?

— Ох, тяжело с тобой, — вздохнул с высоты Ветер и постарался популярно объяснить товарищу про «белую» и «серую» зарплату и «черный нал».

Ворон, недовольный тем, что его концертный номер был столь бесцеремонно прерван, сделал вид, что у него обеденный перерыв, и принялся выискивать питание на стволах деревьев, окружающих Камня. Объяснения Ветра показались ему сумбурными и невнятными, он был уверен, что Камень все равно ничего не поймет и обратится за помощью к нему, Ворону, и был неприятно удивлен тем, что Камень во всем довольно быстро разобрался.

— Теперь все ясно, — произнес он. — Ворон, рассказывай дальше.

Ворон окончательно расстроился и решил свредничать.

— А я уже все рассказал, — гордо заявил он. — Они приехали домой, Лариска занялась малышкой, а Василий с Костиком сели комиксы про Бэтмена читать.

Он нарочно упомянул известного среди людей сказочного киногероя в надежде на то, что Камень спросит, кто это такой, и можно будет взять реванш над выскочкой Ветром, но Камень отчего-то не спросил, и настроение у Ворона испортилось безнадежно и надолго. Соперничества он не терпел ни в каком виде.

— Ну, что ты замолчал-то? — подал голос Ветер. — Мы с Камешком слушать приготовились, а ты молчишь, как рыба.

Ворон решил быть лаконичным и сухим. Пусть знают, что у него тоже есть эмоции, настроение и, в конце концов, собственная гордость.

— Я рассказал все, что видел, — ровным голосом сообщил он.

— А Леля ушла из дома? — спросил Ветер.

— Ушла.

— А как Денис с Юлей?

— Нормально.

— А у Тамары как дела?

— Хорошо.

— А…

— Да оставь ты его в покое, — вмешался Камень, с трудом подавляя улыбку. — Не видишь, что ли: он не в настроении. Обиду какую-то заковырял.

— Обиду? — изумился простодушный Ветер. — На кого? На нас с тобой? А что мы такого сделали?

— Не знаю. Но, видно, что-то сделали не так, раз Ворон дуется. Ты ляг, поспи, я тоже вздремну, а он пусть отдохнет от нас. Проснемся — и все будет в порядке.

«Ну и пожалуйста, — с горечью подумал Ворон, наблюдая, как его старые товарищи укладываются, чтобы отойти ко сну. — Ну и не очень-то и хотелось. Вот пока вы спите, я полечу и такое подсмотрю, что вам и не снилось. Я такое узнаю, такое… В общем, что-нибудь невероятное. Прилечу и расскажу. Вы аж уши развесите — такое я вам расскажу! Поймете тогда, что без меня вам никуда. Еще пожалеете».

* * *

О приближающемся дне рождения Люба Романова старалась не думать. Пятьдесят восемь! Цифра ее пугала. Она, если написать ее на бумаге, выглядела пузатой, округлой и всем своим контуром напоминала о покое, о пышных плюшках, от которых на боках откладывается жирок, и об этих самых мягких боках, отлеживаемых на мягком же диване перед экраном телевизора. Это не тот покой, который связан с умиротворением и внутренним равновесием, это покой, прямой путь от которого к старости и болезням. Даже цифра 57 казалась Любе более стройной, более угловатой, более молодой. А 58 ей не нравилось категорически. Она даже подумывала о том, чтобы не отмечать в этом году день рождения совсем.

Февраль стоял промозглый, и хотя в служебном кабинете Любы было достаточно тепло, она от одного взгляда в окно ощущала озноб и все время мерзла, поэтому попросила хозяйственников поставить ей обогреватель. С обогревателем, имитирующим огонь в камине, стало повеселее. Была пятница, день, когда Люба проводила планерку в своем подразделении. Пусть люди отдохнут за выходные, а в их головах будет подспудно «вариться» все, что окажется запланированным на следующую неделю, и в понедельник они приступят к работе в полной интеллектуальной готовности. Она в первое время проводила планерки, как и все, по понедельникам, но быстро отказалась от этой практики: утро после двух выходных дней было отнюдь не самым лучшим временем для отчетов и заданий. Сотрудники были вялыми и никак не желающими переключаться с отдыха на дело.

Ровно в одиннадцать подчиненные расселись вокруг стола для совещаний. Люба окинула взглядом присутствующих — одного не хватало. Странно, он обычно никогда не опаздывал.

— Где Вишневский? — строго спросила она. — Заболел?

— Он доехать не может, — сообщил заместитель Любы, худощавый, очень элегантный мужчина.

— Почему? В чем дело? Машина сломалась?

— Так он же по Замоскворецкой ветке едет, — раздался голос с другого конца стола.

— И что?

Она все еще не понимала, что происходит.