- А вот так! - Людвиг показал, как.
Теперь оба шли к жаровне бок о бок, и тени их падали обыкновенно, просто назад. Людвиг коль очень устал и решил закончить разговор. Но Бенедикта он знал и мучить его не хотел (Аду мы не служим!) - этот не отцепится, пока все себе не разъяснит. И пока не будет сам готов отпустить и проводить.
- Прошение - чепуха. Я-то мастер изобретать чепуху...
Людвиг вдохнул, вдохнул и развернулся к собеседнику; тот резко остановился.
- Прошение для кота - не чепуха.
- Хм, хм... Думаю, ты сам создашь этот твой которай.
С улыбкою светлого ангела Людвиг закивал головой.
- Да! С твоей помощью. Прошение про меня - вот чепуха!
- Ты что-то хочешь сказать и не решаешься?
- Да. Спасибо. Да... Я почти уверен, что моя душа не бессмертна.
- Но почему?!
Как вообще способна существовать
- Я похож на того кота...
- Погоди-ка, это не то!
- Не то. Согласен.
- Да не вертись ты, не под пыткой!
- Ага! Вот ты как! Под пыткой, говоришь? В пытках-то все и дело. Я тебя старше лет на тридцать, ведь так?
- Угу.
- Тогда ты плохо это помнишь. Время как будто бы отступило назад - как отлив, и у молодых пропала память, оно ее смыло. Ты пришел к нам, когда уже наступила эта тишь-гладь-божья благодать и дядя Руди в князьях Церкви. Я-то не оттуда, и видел другое.
Людвиг глядел в пламя и оттуда что-то глазами выхватывал.
- Не так давно - а для тебя слишком давно... У нас, в том, моем, городе, был некий пророк. Мужик, вроде не бедняк. Все собрал в одну кучу - женщин, золото, товары, продукты. Мужчин и детей они перерезали. Почти всех. Потом снова грабили. И вроде бы во славу Божию. Не работали. Собрали все и стали ждать, когда же господь пошлет им благодать! А он послал, он ох как послал! Переловили их, пытали. Казнили да подвесили гнить на колья. Там творилось... Во время этого с душой моей что-то произошло. Она стала стеклянной и распалась на куски, вот и все. Душа избегает причастности Бездне. И ради сохранения невинности она теряет жизнь вечную. Мерзость!
Тут разум Бенедикта исторг на поверхность некоторые воспоминания о пытках:
- Даже здесь, даже здесь! Способности душ к переживаням очень, очень ограниченны! Они перестают чувствовать.
- Вот именно. Потому что нечем. И Богу моя душа больше не причастна.
- Так ты согласен умереть?
Людвиг поглядел ему в лицо еще раз, что-то решил:
- Смертная душа противоречит самому смыслу Преисподней. Так или иначе, Ад меня отторгнет. Если я рассыплюсь у всех на виду, это какой же будет конфуз! Так я просто дал понять, что подошел к пределу. Мне все равно, отпускают меня - или нет.
- Что могу сделать я?
- Быть свидетелем.
Да, а потом сесть тебе на хвоста? И помешать уйти. Или воспользоваться твоим способом. Тени снова устроились каждая на своей стене и притихли, а Людвига уже трясло. Бенедикт вцепился в него взглядом, и старик принял эту опору:
- Когда я шагну за жаровню, оно произойдет.
- Я увижу.
- Нет, - старик покачал головою и по-детски закусил губу. - Боюсь, нет. Нет, свет ослепит тебя. Тезей не увидел, как царь Эдип провалился к Эвменидам... Да что я так болтаю, стыдно... Все!
- Нет, погоди, погоди! Если есть шанс, что душа бессмертна...
- А если я скажу, что вовсе нет бессмертных душ?! Что вы здесь сохраняете их неизменными, как вяленых лещей? Цена вашего бессмертия - гибель!
- К чертям эти дохлые души! Если ты не погибнешь, исполни просьбу.
- Какую?
- И сделай этот кошачий Рай!
- Я не бубен, чтобы на мне играть!
Бенедикт заторопился, полез в рукав и быстро передал прошение:
- Это просто - цыгане просят, чтобы их похоронили по-христиански.
- Это просто. Бог им в помощь, да и я им не так уж нужен... Что еще?
- Вот это. Прочти-ка.
Доктор Коль развернул страничку, вытянул руки как можно дальше вперед, а голову закинул назад: так читают дальнозоркие.
- Ух ты! Никто так повестей не пишет - словно бабка на лавочке сидит и сплетнями делится. Это же повесть? Странная какая...
- Не знаю. В это самое превратился мой чиновник, когда я...
- Это он и есть Акакий Акакиевич Башмачкин - тьфу ты, московит, язык сломаешь! Про твоего Акакия, - хихикнул библиотекарь, словно бы и не предстояло никакой смерти. - Судачит вся Преисподняя; ну, те, кто умеет слушать. И что мне с ним делать?
- Не знаю. Он превратился в это, когда поверил, что попал не в Рай. Забери его отсюда, прошу!
- Так-так-так! Еще и человек-документ! Бенедикт, у тебя есть стиль!
- Я тебя прошу!
- Хорошо. Тогда мне пора.
Старик замолчал и широко шагнул. Бенедикт остался и смотрел. Второй шаг унес Людвига в темноту, тень его исчезла со стены. Кажется, было, было несколько шаркающих шагов, а потом растворились и они.
Вот и все. Когда Бенедикт вернулся, увидел нечто очень нужное и невероятно опасное. Кресло во главе стола не опустело - его занял Ириней, бывший епископ Лиона. На место Иринея уселась тучная женщина.
***