Ад без жала (СИ)

Как случилось дальнейшее? В Преисподней незаметно, легко занимают положенное место. Бенедикт был палачом, был чиновником и сделался рабом. Толстуха, напарница Иринея, проводила его куда-то. Ад как-то распланирован; в области канцелярий планировка эта прямоугольная, какой у естественно развившихся городов не бывает. Чиновница послала его в архив.

Прежний архивный раб выбыл. Документы не хранились, лежали пачками просто на полу, ни рассортированы, ни описаны не были. Бенедикт предположил, что от него требуется создание картотеки - но писать можно было только на клочках, отходах; рабы отказались сколачивать ящики, а чернила представляли собою темный студень, перемешанный с песком. Сохранилось только перо из отдела КL, случайно забытое в рукаве, короткое и мягкое. Стало быть, настоящей картотеки быть не могло, а то, что удавалось сделать, приходилось делать урывками. Все, что требовалось - разыскивать документ по запросу курьера и передавать, учитывая. Определенных мест у бумаг не было, потому приходилось много бегать, лазить и рыться в пыли. Работа для курицы. Приходили какие-то люди, строили полку за полкою, но грузить туда бумаги пока не следовало - ждали, пока их все не воздвигнут и не покроют лаком. Кое-где лак высыхал под сплошной пеленою пыли.

Пыль собиралась на одежде. Если замечали, что с рукавов свисают пыльные клочья, раба наказывали. Наказание болезненное, но еще больше унизительное: выбивание не одежды, а раба целиком кистью из толстой металлической проволоки. Ссылаться на то, что простой бывает вынужденным, что подвижность раба зависит от того, запрашивались ли документы, совершенно бесполезно и унижает любой разум. Итак, Бенедикта то гоняли, то били, а форма носорога все не могла проявиться. Видимо, зверю неплохо было в Лимбе, и возвращаться для того, чтобы разнести архив, он не желал. Память у этого зверя короткая. Страдания же Преисподней заключаются прежде всего в боли, и не обязательно сильной; менее заметны постоянная скованность и незавершенность движений. Прочие ощущения в Преисподней отмирают - постепенно, незаметно. Вот, строят полки, строгают планки - но сколько ни старайся вдохнуть, никак не пахнет это свежее дерево; оно не рассохлось, нет, не распадается в пыль, а порою даже теряет капельки смолы, но не пахнет... обитатель Ада, что жертва, что палач, что чиновник - своего рода мумия, еще способная испытывать боль. Все ощущения Преисподней так или иначе превращаются в боли.

Но нечто могло бы послужить опорой, пусть на краткий срок. Этот самый архив не делился по алфавиту, и в его хаосе можно было бы обнаружить любой документ. Значит, прежде его держали в шорах, К и L, но теперь, оказавшись чуть ниже уровня поверхности, Бенедикт обрел широчайший кругозор! Здешние документы уходили куда-то еще, там редактировались и только после этого поступали в канцелярии. Он видел: в одном документе, в другом, в третьем, во всех подряд - были отмечены возраст, место и причина смерти человека! Значит... А что значит? Фамилия Игнатия, Якобсен, распространена чрезвычайно, в основном среди простолюдинов (которые грешат по неведению, беззаботности и по необходимости), разве что имя довольно редкое. Так вот - когда Бенедикт отыскивал бумагу на очередного грешного Якобсена, то словно бы вмерзал в воздух. Бывают такие разновидности льда, что не тают, водой не растекаются, а испаряются, визжа и шипя, прямо в воздухе. В такое вещество превращался воздух архива, а то и всей Преисподней, если Бенедикту попадалась на глаза эта фамилия. Но потом, когда он читал, что грешника зовут не Игнатием, его отпускало, и начиналась огромная и тупая боль, как если бы он отлежал все тело в могиле. Вскоре подобные документы стали вызывать еще и раздражение, и зависть, и от них хотелось спрятаться, но это было невозможно! Значит, Радамант не обманул его? Значит, Игнатия, который десять лет не был у исповеди, все-таки не направили в Ад? Был и риск, что единственный нужный документ все еще валяется где-то в пыли, ждет Бенедикта. Да и в какой степени такая посмертная судьба зависела от безумного адского судьи - и в какой мере зависит сейчас от него, Бенедикта? Вероятно, никак, и его попросту поймали в примитивный силок. Если даже между философами его века и века следующего лежит неодолимая преграда (она-то и мешала ему писать о тревоге и скуке, об ужасе и гордыне), то связи между ним и тем, кто ушел на много тысяч лет назад, нет и не будет! Если это правда, то нет смысла разыскивать документ за документом и оставаться здесь.

Робкая крыса, а так же бродячий школяр - оба они хорошо понимают, что выхода откуда-то может и не быть, но, если ты туда попал, в твоем распоряжении остается вход. А где его, Бенедикта, врата в Преисподнюю? Радамант и его обещание? Возможно, да. Но, вероятнее всего, он сам уже был готов к такому повороту дела - но то, что завлекло его в Ад, проявилось и забылось много, много раньше.

...