Ад идет с нами

— Я уже думал, что вас там пытают агенты Доминиона, или уже прикопали в живописном месте, — недовольно буркнул Грэм, вызвав у коменданта приступ смеха.

Мысль, что Прия способна причинить кому-то вред, казалась Костасу до смешного абсурдной.

Дана молча вынула из подсумка автодоктор, приложила тот к руке отца и присвистнула:

— Тебе что, феромоны внутривенно вливали?

И уже Грэму:

— Пока не проспится — толку от него не будет. Сами разберёмся.

— Да я так и подозревал, — вздохнул капитан. — Ладно, оставим на свежем воздухе — может, отойдёт быстрее.

— Ничего, что я тут? — лениво осведомился Костас. — И всё слышу?

— О, ничего страшного, сэр, — “милостиво” кивнул Грэм.

— Хамло, — благодушно оповестил его Рам. — Точнее, два хамла.

Грэм вновь тяжело вздохнул и скомандовал Ракше:

— Поехали.

Дорога к комендатуре прошла в молчании. Лишь когда броневик остановился перед крыльцом, Грэм сказал:

— Сэр, вы как?

— Лучше, чем когда-либо в жизни… — расплылся в улыбке Костас.

— Вам лучше побыть на улице, — резюмировал Нэйв, оглядев сияющую физиономию начальства.

Костас хотел было возмутиться, но остатки разума, не заглушённые феромонами, всё же смогли воззвать к здравомыслию. Да, в таком состоянии от него толка не будет.

— Хорошо, — неохотно согласился комендант.

Вылезя из броневика, Костас зашёл за угол здания комендатуры и рухнул в траву, раскинув руки.

— Вообще-то это родителям положено вытаскивать невменяемых детишек с вечеринок, — услышал он прежде, чем Дана и Грэм отъехали от комендатуры.

— Засранка мелкая, — благодушно проворчал Рам.

Когда он в последний раз лежал вот так, просто глядя на проплывающие в небе облака? Давно, неимоверно давно. Даже не вспомнить — когда.

Костас перевернулся на живот и уставился на ярко-жёлтого жучка, деловито карабкающегося по травинке. Жучок полз, словно маленький альпинист и Костасу даже показалось, что он слышит песенку-пыхтелку, которое напевает себе под нос насекомое.

— Ого, а я думала ребята пошутили, — через какое-то время раздался насмешливый голос Картечи, командира взвода связи китежского батальона. — А ты и впрямь как обдолбаный тут валяешься.

Вопреки сказанному, она и сама уселась в траву, сняла шлем и вдохнула ароматный воздух полной грудью.

— Ну что, получил сувенирный букет постыдных заболеваний? — весело поинтересовалась китежка.

— Весь набор, — кивнул Рам старой подруге. — Знаешь… а ведь это правда не то, чем кажется.

Он подложил кулаки под подбородок.

— Помнишь, как мы крайний раз на Акадии на рыбалку ездили? — глядя, как светящийся полосатый жучок карабкается на травинку, спросил Костас.

— Помню, — несколько озадаченно ответила Картечь. — А это тут причём?

— А я словно туда вернулся, — Рам сунул жучку палец, на который тот радостно перелез. — Препих, массаж — это так, шелуха. А вот именно чтобы душой отдохнуть… Нет, надо как-нибудь старой компанией туда выбраться. В парк Спутниц. Гитару взять, костерок развести…

— Ага, — поддакнула Картечь. — Заодно сплясать перед местными и в задницы их расцеловать. Ты вообще представляешь, как на нас аборигены отреагируют?

— А тебе не наплевать на них? — легкомысленно откликнулся Рам, вновь переворачиваясь на спину и поднимая руку, будто та была авианосцем. Жук, игравший роль истребителя, воспользовался любезно предоставленной возможностью, расправил крылья и с негромким жужжанием улетел по своим жучиным делам.

— Э, командир, ты вообще в себе? — встревоженно спросила китежка. — Или обдолбали тебя чем?

Она собралась от души хлопнуть Рама по щеке, дабы привести в чувство, но комендант перехватил её руку. Пальцы старой подруги пахли цветочным гелем для душа и оружейным маслом, а глаза казались удивительно глубокими и красивыми.

Костасу вдруг захотелось её поцеловать, но он с трудом сдержался, осознавая, что она не поймёт. Прия, Зара и любая из местных восприняла бы это проявление симпатии и хорошего настроения как нечто само собой разумеющееся, но для Картечи его попытка поделиться счастьем покажется оскорбительной.

Это было странно — осознавать, что в эту самую секунду ему проще понять аборигенов, а не представительницу своего народа. Да, в сравнении с некоторыми культурами, китежцы не заморачивались излишним морализаторством и не строили из себя ханжей, но всё же сейчас Рам чувствовал, что они живут в оковах бессмысленных ограничений.

— Эй, командир, может, отпустишь мою руку? — осторожно, как говорят с больными, попросила Картечь.

Только тут Костас осознал, что всё ещё держит её ладонь в своей руке.

— Извини, — он разжал пальцы. — Просто на радостях разошёлся…

— Ты в следующий раз лучше в комендатуру себе баб вызывай, — беззлобно проворчала Картечь. — Чтобы Дана тебя по всему городу не разыскивала. Хотя…

Она явно вспомнила утренний инцидент и засомневалась в правильности собственного совета.

— Ладно… — Рам, от греха подальше, закинул руки за голову и уставился в небо.

Говорить больше не хотелось.

Картечь сочувственно покачала головой и ушла, оставив командира приходить в себя. Судя по тому, что никто больше не беспокоил Костаса, подчинённые сочли его временно недееспособным.