— А их схемы? Ты же говорил, что они опубликовали схемы весов.
— Но это не принципиальные, а блок-схемы.
— Да?.. — растерялся Забродин. — Что же теперь делать?
— А вот что, — лукаво улыбнулся Костя и выпустил клубы дыма. — Сегодня я встречаюсь с человеком оттуда. Он очень интересуется "Факандром"…
— И ты?.. — вздрогнул Иван.
— Погоди, не ерепенься. Возьмем кое-что из твоих первых разработок, разумеется ошибочных, и обменяем их на несколько схем весов и валюту для поддержания, так сказать, жизнеобеспечения.
— Ты шутишь?!
— Я так и знал, что начнешь психовать, как баба. "Факандр” уже почти готов. Госпремию получат полковники с генералом, тебя даже в списке соавторов нет, ну кинут тебе на бутылку, и ладно. Потом прибор будут продавать за валюту и отстегивать этим "авторам" с погонами. А тебя, в лучшем случае, переведут из мээн-эсов в энэсы, и ты им за это должен в ножки поклониться.
— Я напишу в КГБ!
Костя расхохотался:
— Дурачок!
Изобретатель опустил голову, губы его посинели и задрожали.
— Или ты уже забыл, что я твое доверенное лицо и должен думать, чем тебя кормить и поить? Забыл? — спросил Костя.
— Нет.
— КГБ мы, разумеется, поставим в известность, и в списке соавторов ты будешь, хотя автор всего один ты. Но поскольку тебе посчастливилось родиться в России, а не на загнивающем Западе, то здесь бороться за свои права, что против ветра с…, сам понимаешь. У нас никакого криминала не будет: изобретение свое ты безвозмездно отдал Родине, а кое-какие отходы мыслей обменял на информацию для разработки нового изобретения. Что тут плохого? Но лучше, пусть они считают тебя наивным лапотком и ничего не знают. А узнают — сделал для дезориентации конкурентов, чтобы запутать их и выиграть время для испытаний прибора перед его патентованием. Понял?
— Понял… — смирился Иван. — Но денег мне не надо. Пусть останутся только научные интересы.
— А на что ты жрать будешь?! — разозлился Костя.
— На зарплату…
— На сто десять рублей?! Да сейчас уборщица больше получает! А ты — автор мирового открытия! Вот уж калика и юродивый! Вот она, святая простота! Да ты знаешь, как бы ты жил в Америке?! Тебя бы поселили в особняке, дали лабораторию!.. Дурак ты, Иван!
— А потом бы выжали и выбросили, — огрызнулся совсем поникший Забродин.
— А здесь? Здесь тебя не выбросят? Вон, в нашей церкви свечки продает старушка одна. Знаешь, кто она? Профессор, доктор наук, химик, лауреат госпремии. Все здоровье свое положила на благо Родины, а за душой ни гроша! А у тебя там будет на старости лет миллионный счет, там уже прошли те времена, когда объегоривали, там дураков уже нема! — Костя чуть не задохнулся от злости, но, взяв себя в руки, схватил со стола угасшую трубку. — Я же тебя не агитирую туда, и сам не собираюсь. Я такой же русский человек, как и ты. И плевать хотел на их миллионы. Нам нужны хотя бы сносные условия для работы на родине, а всю сволоту — и нашу и ихнюю — мы оставим с носом. Это высшая гражданская позиция патриота России.
— Но денег я все равно не возьму, — стоял на своем Забродин.
— Хрен с тобой. Я твой гонорар буду держать у себя. Рано или поздно сам за ним придешь. Выпить захочешь, и придешь! — он перевел дух и зажег спичку. — Так что — меняем ошибочные черновики "Факандра" на весы?
— А если весы они нам подсунут такие же, как мы им "Факандра"?
— Не писай, Ванек. Все проверим. Сравним с блок-схемами и запросим экспертизу через два других канала.
— А наш "Факандр" они смогут проверить?
— Только через тебя самого. Ведь у тебя одного все рецепты и пропорции. Да и Черенкова это не интересует, как ты знаешь. Для него важно, чтобы прибор работал, была блок-документация и патент. Он хоть раз тебя о рецептуре спросил?
— Да как-то вскользь, — ответил Иван.
— Ну вот, видишь? Давай по рукам!
— Без денег, — уперся подавленный и разбитый Забродин.
— Деньги беру я, и они будут у меня.
— Но я об этом ничего не знаю и знать не хочу.
— Годится! — Костя пружиной выскочил из кресла и, открыв сейф, выхватил из него бутылку коньяку.
— Принеси из кухни стакан и рюмку и прихвати что-нибудь из холодильника! — распорядился Костя, зная, что Иван пьет только из стаканов, а рюмки терпеть не может.
— Вот тебе по марусин поясок, — наполнил Гаршин стакан Забродина до красной полоски, — а мне — сорок капель и баиньки. Хотя бы часа на три уснуть, а потом ехать торговаться за весы. Ты можешь спать до обеда, пока я не вернусь.
Иван молча поднял стакан, перекрестился и выпил до дна.
— Луковичку бы…
— А чесноку не хочешь? Поди возьми, там маринованный с базара есть.
Иван побежал на кухню, а хозяин квартиры сгреб с дивана одежду и достал одеяло с подушкой.
— Ложись здесь, а я в гостиной. Если мать встанет, я оставлю ей записку, чтоб тебя не будила. Ну, давай, спокойной ночи, — похлопал его по плечу и ушел, плотно притворив дверь.