— Вот и все… — сказал воин, с трудом сдерживая рвотные позывы, к густой вони добавился кисловатый запах пороха, сделав воздух совсем уж ядовитым. — Не такие вы грозные, как о вас радио говорит!
Прикрыв нос краем рукава, амбре стало чересчур несносным, Погожин пошел к куче тел у железной двери, помятой ударами, исцарапанной когтями чудовища. На самого монстра старался не смотреть, выглядел он слишком тошнотворно, чтобы его изучать. ПНВ пришлось поднять и включить фонарик, глаза безудержно слезились от постоянных спазмов в желудке и глотке.
Оружейная комната оказалась закрыта, однако, внутри кто-то завыл, тоскливо, с надрывом.
— Эй, кто живой есть? — Дима несколько раз сильно ударил в дверь кулаком. — Открывай, кавалерия прибыла!
Вой прекратился, затем за дверью что-то заскрипело, упало, снова заскрипело. Когда непонятные шумы прекратились, молодой, почти мальчишеский голос задал дурацкий вопрос:
— А вы кто такой, не бандит?
— Спецназ ФСБ, могу документ показать! — с трудом сдерживая внезапно подкативший приступ совершенно неуместного смеха, ответил Дмитрий.
Переклинивший замок долго лязгал металлом, прежде чем поддаться, наконец, дверь немного приоткрылась. Паренёк с погонами сержанта и диким от страха взглядом попытался что-то ещё спросить, но вдохнув воздух из коридора, скрутился в приступе рвоты, блюя скупыми комками желчи.
Ожидая, когда парню станет легче, Погожин с интересом рассматривал помещение. Неплохо зашёл! В распахнутом шкафу висело два АКСУ, на полу валялось десятка полтора снаряженных магазинов, целый и початый цинк «пятерки», у дальней стены стояли друг на друге три целых ящика патронов. Наверняка, в кабинетах найдется ещё много подобного добра, можно даже с мальцом поделиться.
— Что здесь произошло? — спросил Дмитрий, когда парень кое-как отплевался.
— Ночью… С восьмого… Привели буйных в участок, в обезьянник закрыли… Наши с покусами тоже были, скорая не ехала… — каждое слово давалось парню с трудом, голос скрипел и срывался. — Мне бы воды…
— Здесь ничего не уцелело, пошли в машину, у меня есть! — Диме самому хотелось поскорее убраться отсюда, вдохнуть свежего воздуха.
Открыв «гелик», Погожин первым делом заметил, что девчонка уснула, в той же позе, как легла. Даже с пятнами грязи на лице, девичье лицо выглядело очень мило, а от её беззащитности у Дмитрия что-то ёкнуло в душе. Замерев на секунду, он посмотрел на размеренно поднимающуюся на вдохе едва развитую грудь, ощутив прилив бесконечной нежности к маленькой, слабой, нуждающейся в защите и опеке девочке. Сознание вдруг пронзило пониманием, что значит быть не одиноким, что чувствует отец, глядя на своего ребенка…
Стараясь не шуметь, Дима раскрыл сумку со снарягой, в ней лежали ещё и бутылки с водой. Взял две, у самого горло тоже першило от адской смеси отвратительных запахов. Осторожно прикрыв дверцу, ещё раз внимательно осмотрелся, не найдя ничего подозрительного.
— Когда наши начали подниматься, бросаясь на тех, кто оставался в участке, кто-то выбежал на улицу и заблокировал дверь. Заражённых пытались затолкать в клетку, но, когда открыли, закрыть уже не смогли, старшину толпой загрызли, прямо в коридоре. Оружие было только у дежурного, остальное у патрульных на руках осталось, и в оружейке, а она заперта. Дежурный расстрелял магазин в одного из больных, а тому хоть бы что, подошёл и вцепился, кусать начал… Остапов кое-как вырвался, заперся внутри. А я в кабинете был, отбивался от вошедшего… На пол его свалил, и к дежурке, смог проскочить мимо жрущих старшину тварей. Троим неудобно было, руками мясо рвать пытались, а четвертый прямо в кишки мордой зарылся…
Сержанта снова передёрнуло от рвотного позыва, однако, сдержался.
— Саня мне ключи от ружейки через окошко подал, сам уже на пределе был, плохо ему стало. Попросил родным передать, что он их любит, и застрелился, когда я убежал. — сержант грустно посмотрел на пустую бутылку и отбросил её в сторону. — Пока я с замками сейфа и шкафов, потом с магазинами возился, руки дрожали, кто-то на дверь навалился, я не мог её открыть. Потом с той стороны что-то врезалось в нее, да так, что металл погнулся. Я замок еле закрыл, стеллаж привалил, слышу скрежет когтей по железу, молюсь, и магазины набиваю из открытого цинка, маму зову. Как начинаю громче говорить, так дверь ходуном ходит, как замолкаю, стихает через время…
— Они на звук реагируют! — перебил парня Дмитрий. — Если своими бельмами не видят движения, на слух наводятся.
— Я понял это, и сидел тихонечко, ждал что подмога придет, или наши с патруля приедут. Никто не пришел… Я нашел в сейфе коробку сухпайка, кто-то её там оставил, непонятно зачем, и вода в пятилитровой фляге стояла. Тухлая, но пришлось пить…
— Четыре дня так сидел? — удивился Погожин. — Не появись я здесь, ты бы загнулся через день-другой! Почему не пытался вырваться?
— Боялся… — вздохнул парень. — Там кто-то очень сильный был, за дверью. Не знаю, откуда он взялся, но от каждого его удара штукатурка со стен сыпалась.