Ад - удел живых

Пока Санька обнималась с отцом, мы, прихватив на всякий случай сумки с оружием, вошли в дом, пахнущий свежим хлебом и ароматным борщом. Моя будущая теща, такая же домоседка, как и Алька, хлопоча у плиты, деловито поздоровалась со всеми, не отрываясь от готовки, а мы принялись устраиваться. Первым делом я показал друзьям удобства, приготовленные для них комнаты, затем, наскоро умывшись, все расположились за столом. Аля с Ксенией помогли Вере Ивановне с сервировкой, Лукин притащил из своих запасов бутылку коллекционного рома «Пират Каск»… Если бы не доносящиеся из-за окон частые выстрелы, и мрачный как туча, Виктор, вяло ковыряющийся ложкой в стоящей перед ним тарелке, все происходящее походило бы на ужин большой дружной семьи в самые обычные, мирные времена.

Когда все поднялись из-за стола, Вера Ивановна перелила остатки борща в банку, сложила в пакет несколько котлет и большой кусок домашнего хлеба.

— Денис, сыночек, отнеси гостинец соседям, Андрею с Артёмом. Они утром из детской больницы вернулись, там детки все… заболели… Артём, старший, седой весь пришел… Они так и не выходили после…

Братья Квасневичи, потомки древнего польского рода… Андрей, младший, был местным участковым, Артём служил в ОМОНе. Отличные ребята, давно хотел с ними познакомиться, да всё не получалось — то у меня дежурства, то у них служба. Теперь вот, предоставился случай… Старший, седым пришел… Вспомнив увиденное возле нейрохирургии, я нервно сглотнул, представив, что пришлось пережить братьям…

Шепнув Ксении, чтобы присматривала за Бэтэром, я кивнул на дверь Игорю. Выходить одному на улицу, да ещё с ношей в руках, сейчас как минимум глупо. Вооружив соседа полюбившейся ему «Сайгой», сунул в разгрузку свой ПМ и взял пакет с угощением.

Ночной весенний воздух, обычно свежий, пьянящий, стал совсем другим. Запах недалекого пожара смешался с какими-то непонятным, но вызывающим отвращение душком, похожим на гниющие водоросли, легкие порывы ветра не уносили прочь миазмы, наоборот, делали их сильнее. Стараясь не дышать глубоко, я достал пистолет, Лукин перехватил карабин, готовясь к возможной стрельбе.

К счастью, улица была пустынной. Ни суетящихся живых, ни шатко бредущих мертвых, только гул недалекого проспекта. Все, кто мог, кто имел какие-нибудь колеса, старались поскорее покинуть умирающий, превращающийся в кладбище город. Только фонари над головой, горевшие даже днем, пытались создать впечатление, что всё не так плохо, как кажется.

Дом Квасневичей, стоящий напротив, оказался не заперт, кроме того, тишина и свет, пробивающийся из-под прикрытой двери в комнату, заставили меня насторожиться. Передав идущему позади Игорю пакет с продуктами, я взял пистолет наизготовку, пошел вперед, стараясь ступать как можно тише. Подойдя ко входу в светлицу, аккуратно толкнул дверь, чуть заскрипевшую. Прислушавшись, прошел дальше, не опуская оружия.

За старым, советских времен столом, стоящим посреди просторной комнаты, увешанной многочисленными фотографиями, спортивными дипломами и медалями, неподвижно сидел Артем, одетый в забрызганную темными пятнами омоновскую форму с капитанскими погонами, уставившись перед собой стеклянными, покрасневшими до черноты глазами. Перед ним, на скатерти, возвышалась почти допитая бутылка водки, справа от нее стоял наполненный до краев граненый стакан, накрытый горбушкой хлеба, а возле его руки лежал пистолет, «Стечкин».

Не выпуская из виду руку омоновца, находящуюся рядом с оружием, я быстро оглядел помещение. Перед телевизором в углу лежало сваленное в кучу снаряжение, винтовка СВУ-АС[4], рядом в беспорядке валялись пустые водочные бутылки. С другой стороны, у стены, на старинном кожаном диване, лежал труп Андрея, с простреленной головой. Сложенные на груди покойника руки, забинтованные по локоть, не оставляли никаких сомнений в настоящей причине гибели младшего брата…

Лукин, замерший в дверном проеме, с нелепо выглядящим сейчас пакетом, молча смотрел на сидящего за столом.

— Артём… — негромко сказал я, следя за его правой рукой, лежащей рядом с оружием. — Мы к тебе пришли… Я Денис, жених Саньки Фроловой, из дома напротив, помнишь меня?

Седой, почерневший, осунувшийся от горя, капитан ОМОНа не шелохнулся, лишь закрыл глаза. Обернувшись, я кивнул Лукину на выход, затем пошел следом за ним, не спуская глаз с лежащего на столе пистолета. Выйдя в коридор, прикрыл за собой дверь, затем так же, как раньше, бесшумно ступая, вышел во двор, к ожидавшему меня соседу.

— Что делать буд… — хотел спросить Игорь, но его слова прервал одинокий выстрел, глухо ухнувший в покинутом нами доме.

— Стой здесь! — тихо сказал я дернувшемуся от резкого звука соседу. — Я сам!

Снова подняв оружие, я вернулся в обитель Квасневичей. Всё та же тишина, всё так же тихо скрипнула оттолкнутая мной дверь…

Из головы лежащего на столе Артёма по скатерти растекалось пятно темной, густой крови. Пистолет покойного валялся на полу, из ствола еще поднималась тонкая, почти невидимая струйка дыма. Не стало и второго брата, побывавшего в аду при жизни…