Ад в тихой обители

— Все три варианта завещания? — уточняя, повторил Оливер Дрейк после теплого рукопожатия. — Вам хотелось бы взглянуть на них? Полагаю, вас устроит возможность сделать это здесь. При всем моем к вам уважении выносить документы за пределы бюро нельзя.

— О, разумеется! — ответил Пауэрскорт, вынимая привезенные им страницы разных проповедей («Лазарь», «Если я говорю…», «Смоковница»). Поверенный положил на стол три завещания. Удобнее было начать с документа, поступившего через лондонских юристов фирмы «Мэтлок-Робинсон». От руки там имелись лишь фамилии расписавшихся под печатным текстом. Сыщик внимательно вгляделся в подпись Джона Юстаса. Почерк, кажется, идентичен рукописи «Если я говорю…». Графика росписи канцлера под двумя другими завещаниями тоже на вид не отличалась от почерка в проповедях. Пауэрскорту был хорошо известен ряд людей — главным образом на континенте, — бравшихся определить по почерку характер личности, установить подлинность либо подделку подписи. Однако столь же хорошо ему было известно, что подобные экспертные заключения для английских судов не доказательство. Вряд ли стоило развивать это направление розысков.

— Благодарю вас, мистер Дрейк. — Детектив вернул документы. — Вынужден признаться, графологических озарений не случилось. Всего вам доброго, теперь я на вокзал.

Пауэрскорт уже занял свое купе в поезде на Лондон, когда мимо мелькнула знакомая фигура в черной сутане — декан собственной персоной. Как обычно, вид у нагруженного большим пухлым портфелем декана такой, словно весь мир держится лишь его организаторским рвением и талантом.

— Доброе утро, Пауэрскорт. Простите, тороплюсь, мое купе дальше. Работы — не вздохнуть.

— Доброе утро, декан. Спешите в Лондон с деловыми поручениями епископа?

Декан хмыкнул.

— Ну, деловитость не самое первое из качеств нашего епископа. Знаете, кстати, как он попал в Комптон? История довольно давняя, но всем у нас памятна. — Декан посмотрел на часы. — Пара минут до отправления. Как раз успею рассказать.

Он быстро вошел и присел напротив Пауэрскорта.

— Лет десять тому назад скончался прежний комптонский епископ. Премьер-министром тогда уже был Солсбери, понимавший важность правильного выбора церковных кадров на местах. Не то что старый плут Палмерстон, который мог ризу с распятием перепутать. Итак, кого же поставить епископом в Комптон? Солсбери долго ломал голову, и вдруг, очевидно, некто от покойной ныне королевы ему шепнул: очень бы, мол, подошел Мортон. Кто? Мортон? Ну да, разумеется! Солсбери тут же радостно поручает личному секретарю распорядиться относительно назначения. Маленькая деталь: верхушку англиканского духовенства в те годы украшали два Мортона. Джарвис Бентли Мортон — профессор оксфордского Ориел-колледжа, специалист по ранним евангельским источникам и все такое. А также Уильям Энтвистл Мортон — директор аристократической закрытой школы, то ли «Мальборо», то ли «Рэгби», уж не помню. Секретарь премьер-министра Шонберг Макдоннел листает церковный справочник, находит оксфордского Мортона, пишет ему и поздравляет с повышением. (Макдоннел — мастер вмиг решать дела. Вот бы кому в деканы!) Оксфордский Мортон телеграфирует, что благодарно принимает новый пост. Объявляет о своем назначении коллегам, сообщает друзьям. А заодно и репортерам «Таймс». Одно только — не тот это был Мортон. Хотели-то поставить епископом в Комптон директора школы. Но поздно, прошляпили!

Явив столь яркий пример христианской любви и милосердия, декан опять посмотрел на часы. Поезд дрогнул.

— Все, убегаю, Пауэрскорт. Работы непочатый край. — Взгляд, озабоченно скользнувший по портфелю, казалось, видел внутри гору набитых бумаг. — До Рединга[11] должен все просмотреть. Потом, может, хоть чуть-чуть отдышусь. Если надумаете посетить мое купе, так, пожалуйста, после стоянки в Рединге.

— А интересно, кто же я такой? — Пауэрскорт, сгорбившись, выглянул из угла гостиной на Маркем-сквер.

— Ты — папа, папа! — хором закричали вошедшие Оливия и Томас.

— И неужели я у себя дома?

— Да, папа! Да! — расхохотались дети.

— Не в Южной Африке? — тоже не выдержал и засмеялся Пауэрскорт.

— Нет, папа!

— Ты уверен, Томас? И ты, Оливия?

Пауэрскорт подхватил обоих на руки.

— Так я в Лондоне? — смеясь, продолжал допытываться он.

— Да! Да! — счастливый детский крик долетал, наверно, до вокзала Виктории.

— Не где-нибудь еще?

— Нет, папа!

— Вот и хорошо, — сказал отец, опуская детей, готовых, пожалуй, кричать и веселиться до самого утра. — Теперь идите к себе, я попозже еще вас навещу.

Надеюсь, я кое-как сумел их убедить, — сказал Пауэрскорт, поправляя жилет и улыбаясь леди Люси. Сидевший на диване Джонни Фицджеральд сосредоточенно рассматривал этикетку на бутылке вина. Сразу по возвращении Пауэрскорт подробно рассказал жене и другу обо всем, что насторожило его в Комптоне, и сейчас он нуждался в их совете.

— Как быть с Августой Кокборн? — начал он. — Обязан ли я подтвердить, что в смерти ее брата действительно немало странного?