Ad Vitam 1 (СИ)

— А у меня никогда не было животных. Дед был против.

— Почему?

— Не знаю.

— Расскажи о своей семье. Почему ты жил с дедом?

— Ну… грустная история. Мама вышла замуж в восемнадцать, за полицейского. Его убили через несколько месяцев после моего рождения. Сайлас Эккенер. Я его даже не помню. И фотографий не сохранилось. От него у меня фамилия и цвет глаз. Мама вернулась жить к родителям, она еще в колледже училась, на администратора. Бабушка работала дома, так что я ее лучше помню, чем маму. Она то в колледже была, то на работе — она после колледжа устроилась в салон красоты. Потом снова вышла замуж, за владельца салона. Тот не захотел, чтобы мама меня забирала. Я ее только по выходным видел, и то не каждую неделю. Она игрушки приносила, одежду… Так что воспитывали меня дед и бабушка. Дед тоже был копом, детективом. Все время переработки. Очень следил за тем, чтобы я не связался с плохой компанией. В результате у меня до колледжа даже приятелей не было. Бабушка работала бухгалтером через сеть. Ну и со мной возилась. Я с пяти лет в музыкальную школу пошел, сначала флейта, потом саксофон. Ну и фортепиано, разумеется. В четырнадцать поступил в музыкальный колледж, закончил его. И пошел воевать, тогда как раз контрактников на Титан набирали. Отвоевал полтора года, из нашего подразделения я практически единственный выжил. А потом меня арестовали. Дед тут же сделал вид, что не имеет ко мне отношения, и бабушке запретил. Мама один раз позвонила, плакала… Но у нее уже другие дети были.

— Получается, семья тебя бросила.

— Ну да, — кивнул Грен.

— Свинство это.

— Я об этом не думал. Больно было. А потом — депрессия. Я вообще плохо помню тот период. Наркотики и… всякое разное.

— Понимаю. Тяжело тебе пришлось. Но ты сильный и справился.

— Я не справился, — напомнил Грен. — Депрессия так и не прошла. Я же умер, помнишь?

— Как и я. Но все же опыт есть опыт, какой бы он ни был.

— Мне в тюрьме и на Каллисто не слишком пригодился опыт солдата. А для меня это было важно — что я солдат. Гражданская жизнь — она слишком сложная. Никаких простых решений. Никаких своих и врагов. Кто угодно может оказаться врагом. Кто угодно может стать своим. Пришлось лавировать, приспосабливаться… Ощущение грязи, понимаешь? Вчера твой пахан устроил разборку с другим, а завтра он подложит тебя под этого другого, и так все время.

Грен прикусил губу, поняв, что проговорился. Но Туу-Тикки то ли не обратила внимания, то ли решила, что «подложить» — это метафора.

— У меня было похоже, — сказала она. — Первая манифестация депрессии в десять лет. С покладкой в психиатрическую клинику. И поверь, в клинике было лучше, чем дома. Я все детство провела, веря, что внешний мир еще более жесток, чем моя семья, потому что если со мной так обращаются люди, которые должны меня любить, то что же со мной сделают чужие? А оказалось наоборот, нигде не будет хуже, чем в семье. Я только в пятнадцать узнала, что есть семьи, где детей не бьют. Чтобы справиться с последствиями взаимодействий с отцом-педофилом, мне понадобилось несколько лет психотерапии, и та еще задача была — найти терапевта, готового работать с этой темой. В двадцать семь я поняла, что не все родители желают сожрать своих детей, есть и те, кто поддерживает и помогает. Защищает. А меня в шестнадцать выставили из дома, отправили в другой город, где мне даже климат не подходил. Бросили выживать одну в разваливающейся стране. Ты не представляешь, как много всего я пропустила и упустила, потому что все силы бросила на банальное физическое выживание. У меня никогда не было много сил. И личная жизнь никогда не складывалась. Потому что не должна фигура отца, наставника и любовника совмещаться в одном человеке. Особенно если у него есть привычка самоутверждаться за твой счет.

— Бедная моя, — Грен обнял Туу-Тикки крепче. — Ты все это перенесла. И осталась собой.

— Я выстроила себя заново, — возразила Туу-Тикки. — И все равно не справилась. Я ведь тоже умерла.

— Зато теперь у нас есть новый шанс.

— Последний.

— Все равно. У меня такой материальной поддержки не было никогда в жизни.

— Эмоциональной вот не хватает.

— Это потому, что ты привыкла справляться сама и не обращаешься за помощью.

— К кому, к Йодзу? Не смешно.

Грен вздохнул.

— При чем тут Йодзу? Я о себе.

— Мне не хочется тебя грузить.

— А мне — тебя, и мы снова закукливаемся в своих проблемах.

— Ну, мои проблемы — это прошлое. Оно так… не совсем живое уже. Острота сгладилась. Так что, заведем кота?

Грен улыбнулся и поцеловал ее в волосы.

— Какой породы?

— А давай выберем. Сейчас книжку принесу.

Она освободилась из кольца его рук, встала, потянулась и сходила к себе за толстым иллюстрированным томом энциклопедии кошек.

— Сиама, ориентала, сфинкса, перса и британца не хочу, — сразу предупредила Туу-Тикки.

— Покажи, — попросил Грен. — Голая кошка? Фу…

— Угу, и еще они воняют.

— Абиссинцы хороши. Персов как сковородой по морде двинули.

Туу-Тикки хихикнула.

— Зато смотри, какой красавец, — она показала на большое фото красного мэйнкуна.