— Слишком большой, — рассмеялся Грен, гладя Туу-Тикки по спине. — Мы бы его две недели ели.
— Думаю, только это Кодзу и остановило, — кивнула Туу-Тикки. — Как вы тут?
— Договорились о завтрашней прогулке под парусом. Потом я читал Доминику «Вавилонский голландец».
— О, я не сомневалась, что ему понравится. Давай возьмем котят и пойдем в сад, я покурю. Купила новый табак и трубки.
— Котят от Кодзу сейчас будет не оторвать — рыба же.
— А, ну да. Тогда просто так пойдем.
Они устроились на садовых качелях. Грен положил голову Туу-Тикки на колени и смотрел, как она набивает и раскуривает трубку.
— Сыплешь табак на меня, — заметил он.
— Прости, — она выпустила первый, самый сладкий клуб дыма.
— Что это за табак?
— Латакия, с медом.
— Мне нравится.
— Да ты же не куришь, — засмеялась Туу-Тикки.
— Трубку — не курю, а сигареты — бывает. Но редко.
Туу-Тикки погладила Грена по волосам.
— Надеюсь, — сказала она, — Кодзу не спалит нам кухню. Он все-таки не привык к таким приборам.
— Спалит — купим новые, — улыбнулся Грен. — Что-то там сейчас делают Доминик и Алекс…
— Думаю, Доминик тычет в Алекса пальцами, как тот просил, — сказала Туу-Тикки. — Тебе кошмары не снятся?
— Было пару раз, — неохотно признался Грен. — Титан в основном.
— А у меня кошмары сменились: снится, что я заблудилась в Лос-Анджелесе, хотя я там не была ни разу. О, есть такой фильм — про сны Лос-Анджелеса. Посмотрим?
— В перерыве между гостями, — предложил Грен. — Я слишком ценю наши совместные киновечера, чтобы с кем-то ими делиться. Тебе ответили твои «сестры»?
— Я еще не смотрела. Вьюна надо выгулять, а я устала…
— Думаешь, Алекс сам не справится?
— Не знаю. Мы много ходили, а он не в лучшей форме.
Туу-Тикки погладила Грена по груди в вырезе рубашки.
— Мне так нравится, что у тебя не растет борода, — призналась она.
— А я себя чувствую странно, — сказал Грен. — Я белокожий брюнет, мне раньше приходилось бриться дважды в день.
— И синеглазый.
— А был сероглазый, пока не умер, — признался он.
— Я тоже, — кивнула Туу-Тикки. — Но, видно, у сидхе серых глаз не бывает. Я волосы хочу покрасить.
— Только не в желтый! — взмолился Грен.
— Ты имеешь в виду — не в блондинку? Я думала про холодный пепельный. А то мой натуральный цвет выгорает в рыжину, мне не нравится.
— Тогда ладно, — согласился Грен. — Хотя ты и так очень красивая.
— Ты тоже.
— Для сидхе это вроде норма — красота?
— Ну, так их воспринимают люди. Хорошо, что мы полукровки.
— И хорошо, что нас охраняют духи, — добавил Грен. — А то не отмахались бы. Хотя я никогда не чувствовал себя секс-звездой.
— А, это человеческое восприятие, — махнула рукой Туу-Тикки, рассыпая искры из трубки. — Тут дело не в твоей или моей сексуальности или красоте, а в том, что люди вожделеют. И переводят все эмоции такого рода в сексуальную плоскость. Мое — хочу — хочу трахнуть.
Грен вздохнул и сказал:
— Не хочу вспоминать.
— Прости. Расскажешь когда-нибудь?
— Вряд ли. Слишком мерзко.
— Ты так и не нажил цинизма.
— Что есть, то есть. Слишком романтик. Всегда такой был. Знаешь, странно, что у нас уши остались обычные, человеческие.
Туу-Тикки кончиками пальцев обвела его ухо, погладила мочку.
— По некоторым источникам, острые уши — признак низших ши. Паков там, брауни, лепреконов. А человекоподобные — высшие — как раз с круглыми ушами.
— Занятно. Интересно, откуда в человеческой культуре так много данных о сидхе?
— Я думаю, это разумная раса, которая одно время жила вместе с людьми. А потом люди расплодились, а они очень ксенофобны и не переносят других разумных рядом с собой.
— То есть ши просто истребили?
— Или они ушли. Если мы с тобой полукровки, значит, когда-то кто-то из наших предков любил сидхе.
— У тебя есть предположения?
— Ни малейших, — покачала головой Туу-Тикки. — Но я бастард, так что все могло быть. Мать родила меня не от мужа.
— У меня отец бастард. Моя бабушка — управляющая в отеле на Венере. Я ее живьем и не видел никогда.
— Ну вот. Все может быть. Может, ты квартерон, а я — полукровка. Хотя вряд ли, моя матушка была не настолько изысканных вкусов. Тебя не тяготит военное прошлое?
Грен немного опешил от такого резкого перехода.
— Ты о ПТСР? Нет, все в порядке. Я принимал антидепрессанты в тюрьме и к психологу два года ходил. Потом перестал.
— Почему?
— Не хочу говорить. Титан по сравнению с тюрьмой — светлый эпизод в моей биографии. Героический даже.
— Проживешь год в Калифорнии и будешь иметь право на покупку оружия. Лицензию получишь.
— Год — с какого момента?
— У нас водительские права оформлены тридцатым декабря прошлого года. Значит, в следующем уже будет можно. И «братьев» поспрашиваешь, если они тоже в своих Калифорниях живут.
— Я подумаю, — Грен сел, потянулся, обнял Туу-Тикки и притянул к себе. Она свернулась у него под рукой уютным клубочком. — Я как-то об этом не думал, на Каллисто у меня не было права на оружие, но ты права, пистолет мне не помешает. Я вот думаю… Ты заметила, что в нашем доме совсем нет картин? Вообще никаких.
— Это естественно, — объяснила Туу-Тикки. — Картины — отражение настроения хозяев. У меня раньше картин и не было.