Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

Только мы успели доделать наши укрытия, как в воздухе загремели разрывы снарядов и засвистели осколки. Теремки превращаются в сплошную завесу черного дыма. В воздухе летают последние целые кирпичи. В остатки стен врезаются тяжелые снаряды русских орудий. За полчаса я насчитал 243 разрыва. 243 снаряда способны разлететься примерно на 121 500 раскаленных докрасна кусочков металла, устремляющихся во все стороны, разрывая все на своем пути. Может, кто-то и поспорит со мной, но я не сомневаюсь, что в радиусе километра остался хотя бы лоскуток территории размером не больше ладошки, куда бы не угодил несущий смерть осколок.

Нет слов описать ужас этих часов. И так продолжалось до вечера. Вжавшись в дно траншеи, я застыл, умирая от страха. Ну разве не посочувствуешь горстке бедняг, почти лишившихся рассудка, которые от отчаяния зубами грызут землю?

Боже, если уж этому суждено случиться, молю тебя – ниспошли мне мгновенную смерть! Сквозь грохот разрывов едва прорываются стоны и крики раненых. Вот кому не повезло, так этим ребятам! Бедняги! Ну кто, скажите мне, кто в состоянии помочь им? Стоит только вылезти из своего окопчика, как тебя самого изрешетят осколки.

Наконец темнеет и становится тихо после долгих и ужасных часов. На нашу позицию возвращается жизнь. Позвякивают лопатки, в небо взлетают ракеты, в окопах и траншеях стонут и кричат. С носилками снуют санитары. Бойцы в составе отделений в траншеях мастерят кресты для могил убитых товарищей. Пожары утихают, лишь изредка слышится треск догоревшего сарая или хлева.

10 августа

Утро начинается с внезапной артподготовки. Воздух снова вдруг наполняется воем и свистом. Прижимаюсь головой к земле. В землю будто гигантский молот вбивают. Земля сначала сотрясается, и тут же следует взрыв… Шесть крупнокалиберных снарядов ложатся всего в нескольких метрах перед нами. Воздух пропитан запахом земли и порохового дыма. Если Бог на Небесах все же существует, молю его прикончить нас одним махом. Поставить точку. Просто конец, и все… Больше я этого выносить не могу! Один из наших сходит с ума. Он выскакивает из траншеи, задирает руки вверх и дико хохочет. А потом бросается на колючую проволоку и падает, сраженный осколками снарядов. Вот же дьявольщина! И что только на него нашло? Я хорошо знаю его: женат, четверо детей, вот уже год, как он не был в отпуске… Впрочем, чего теперь рассуждать – все в прошлом!

Черт возьми, я не вынесу всего этого ужаса! И сотворю что-нибудь совершенно безумное. Беру бутылку, в ней еще осталось немного шнапса, усаживаюсь на край траншеи и делаю основательный глоток. Потом затыкаю бутылку и кидаю ее сидящим в траншее товарищам. Перед этим я вложил в нее записку: «Вы еще там, выродки? Передайте дальше!» Минут десять спустя бутылка возвращается ко мне с запиской: «Выродков здесь нет».

Внезапно появляется группа самолетов. И тут происходит нечто неожиданное. Мгновенно откуда-то возникает тройка «мессершмиттов». Наплевав на обстрел, я поднимаю голову и слежу за тем, что происходит в небе. А в небе разыгрывается воздушный бой. Что же это такое? Тройка наших уходит? Немецкие пилоты сбегают? Эти красные псы празднуют победу? Они снижаются до бреющего, тарахтят их пулеметы, и вот уже крики раненых. Эта драма повторяется с десяток раз за сегодняшнее утро. Не приходится удивляться, что кое-кто из отчаянных ребят, выйдя из себя, хватается за оружие и палит по улетающим прочь «мессершмиттам».

Артобстрел чуть стихает около полудня, хотя русские продолжают беспорядочную стрельбу по нашим позициям. Кое-как к нам пробираются доставщики еды. Второй из них так и не дошел – убит прямым попаданием. Этот бедняга лежит в разноцветной мешанине – кровь, гороховый суп, мозги. Приятного аппетита! Нет уж, несите дальше, ребята, мне что-то расхотелось есть.

Что за сволочи! Ведь никуда не делись рассказчики. Приходят и делают нашу жизнь еще мерзопакостнее своими кровожадными историями. Нам и своих хватает. Вчера и сегодня мы уже пролили здесь достаточно крови, и нас мало волнует происходящее в тылу.

Во второй половине дня артиллеристы врага словно звереют – артобстрел нарастает. А потом происходит нечто и вовсе ужасное: желтое, сернистое пламя, оглушительный взрыв – и все жалкие прикрытия наших траншей сносит будто порывом ветра. Воздухом нас прижимает к стенкам траншей, нас почти засыпает комьями грязи. Полуживой, я еле выбрался из-под завала. И только тогда увидел всю картину. Прямое попадание в соседний блиндаж, метрах в трех от нас. Вижу огромную, почти до нашей траншеи, воронку. Над позицией клубится вонючий желтый дым.