«Теперь Ада прошла весь путь, — думал я. — Круг замкнулся. Идти предстоит по уже пройденному. Что же ожидает ее дальше?..»
В клубе «Орлеан» снова был устроен прием. Я отправился туда во фраке, который не надевал уже несколько лет, с того дня, как Ада потерпела здесь сокрушительное фиаско.
Ада совершенно умышленно принимала гостей одна. В тот последний раз она была только первой леди, женой губернатора — в прошлом доморощенного исполнителя народных песен и окружного шерифа. Теперь она сама была волею божьей губернатором Луизианы, и ее танки только что штурмом взяли Новый Орлеан.
У входа гостей встречали пять чиновников различных рангов во фраках и белых галстуках и генерал-майор Роберт Янси в парадной генеральской форме с двумя блестящими звездами на погонах. Ада стояла в отдалении — величественная, словно королева.
На прием явились почти все, кто не мог покинуть город, привык пользоваться его удовольствиями, добывать здесь средства к существованию. Были, правда, исключения. Не пришла, например, миссис Анри де ля Пейр Наварра — уж она-то не опасалась за свои доходы, не страшилась репрессий и считала себя единственным влиятельным лицом в городе. Однако шесть семейств, хотя они и дорожили своими связями с ней, поскольку она была де ля Пейр, да к тому же Наварра, все же пришли, как и некоторые другие, и все они не скупились на знаки почтения, правда вынужденного и потому болезненного, как удары бича. Я увидел чету Рейли, чету Льюин, чету Фрассо, миссис Дороти Грант и многих других, чьи фамилии я запомнил еще по первому приему. Не пришли, но поминутно упоминались: доктор Смит, Блэр де Нэгри, полковник Бартлет и фон Паулюс.
Не сочли нужным прибыть и еще некоторые лица, которых я видел на том, другом, приеме: Карло Чеджиано, Эрни Морис, Чарлз Лемонд и Луис Лемор.
Ада приветствовала гостей холодно и молча, величественным кивком, не снисходя даже до официальной улыбки. Но со мной она заговорила.
— Как хорошо, что ты пришел, Стив. — Она тепло улыбнулась, но, как только я отошел от нее, ее лицо, словно от поворота выключателя, снова стало величественно-ледяным. Гремел оркестр, постепенно пустели наполненные пуншем огромные хрустальные вазы, прием шел своим чередом, в строгом соответствии с протоколом, и закончился, как и полагалось, в установленное время.
Я подошел к хозяйке, собираясь поблагодарить ее и откланяться, но она сказала:
— Стив, может, ты останешься поужинать? Мне надо поговорить с тобой.
— Это что, приказ?
— Нет, просьба, — произнесла она, чуть ли не извиняясь.
Она жила в том же особняке, где когда-то произошел столь памятный мне и будивший столь болезненные воспоминания прием. Я не сомневался, что Ада выбрала его не случайно. Правда, когда дворецкий подал индейку, золотисто-розоватую ветчину и шампанское в ведерке со льдом, она объяснила, что сняла дом всего на месяц.
— На этот раз ты не намерена продлить бурное веселье? — спросил я.
— Нет, на этот раз не намерена, — ответила Ада, усмехаясь с каким-то мрачным удовлетворением. — На этот раз я хотела только доказать кое-что.
— И, видимо, доказала.
— Видимо, да. — Ада, все еще улыбаясь, опустилась в красное мягкое кресло, чем-то напоминавшее трон. — Видимо, да.
— В таком случае ты не задержишься тут надолго.
— Нет, не задержусь. Хотя могла бы. На этот раз могла бы. Сейчас я покажу тебе кое-что.
Ада встала, прошла по комнате в том же роскошном голубом платье — она не удосужилась переодеться во что-нибудь более уютное, вероятно, считала, что ей и в этом уютно, — достала из белого письменного стола в стиле эпохи Людовика XIV пачку белых конвертов и подала мне.
— Взгляни.
Я просмотрел их. Это были приглашения на различные званые приемы и вечера, устраиваемые наиболее известными горожанами.
Пожалуй, было несколько странно, забавно и даже печально, что губернатор штата находит нужным демонстрировать пачку приглашений в качестве доказательства своей победы. Наверно, такое могло быть только в Новом Орлеане.
Ада улыбнулась одновременно устало, торжествующе и несколько насмешливо.
— Приятно, правда? Как ты думаешь, может, они просто вспомнили о докторе Стерлинге Смите, де Нэгри, полковнике Бартлете? Не говоря уже о танках на Канал-стрит?
Я пожал плечами. Ада сама ответила на свой вопрос. Мне стало жаль ее. В эту минуту она опять превратилась в моих глазах во всеми забытую беспризорную девчонку из трущоб Нового Орлеана. Она силой заставила признать себя, чего так долго и так упорно добивалась, но понимала, что признание это мертво и ровным счетом ничего не стоит. Мне вдруг захотелось утешить ее. Но, взглянув на жесткие черты ее застывшего лица, на ее великолепный туалет, я решил, что это невозможно. Разве императрицы нуждаются в утешении?..
— Нет, — продолжала Ада, — я не собираюсь посещать приемы. Я не пойду на них, но я заставила этих людей пригласить меня. Вынудила сделать это. Да, вынудила! — Теперь только триумф сиял на ее холодном лице. Потом улыбнулась и совсем другим тоном добавила: — Давай выпьем шампанского.