— На совершенно новом методе высадки, если говорить кратко.
— Пожалуй, даже слишком кратко. А этот твой новый метод — он что, гарантирует успех? — спросил Ситарж.
— Гарантирует? — протянул я, уставясь на него пристальным взглядом. — Не люблю громких слов. Можно сказать, путь намечен верный, а что касается…
— Прости, — прервал он меня. — Я хотел сказать — можно ли нам надеяться. Ну и как же, действительно есть надежда?
— Это уже лучше, — усмехнулся я. — Отдельные деревца выдержали даже нынешние арктические холода, в то время как рядом с ними более устойчивые из косточковых погибли. Я понял почему. Но надо проверить. Точнее — убедиться и учесть при дальнейшей работе.
— Это уже кое-что. — Ситарж кивнул.
— Разумеется, померзнуть они могут, — рассуждал я дальше. — При определенных условиях. Иногда, если выдаются суровые зимы, персики вымерзают и в Италии, и в Греции, и в Испании. На их место всегда высаживают новые. И это окупается.
— Сколько земли ты просишь? — спросил секретарь. — Сколько нужно?
— Два гектара. Для начала. Два гектара на северном склоне. Один участок мы взяли в прошлом году у частновладельца. Запущенный пустынный откос, всего несколько одичавших груш и слив. Этот участок и определили под персиковый сад, для посадки все уже подготовлено. Пятьсот саженцев на один гектар.
— А расходы?
— Расходы по смете, она уже утверждена! Девятнадцать тысяч на гектар посадок. Через пять лет сад начнет плодоносить в полную силу, и, если судить по опытным деревцам, которые уже давали плоды, мы могли бы рассчитывать на триста центнеров с гектара. Но пусть даже уродится сто двадцать центнеров. При закупочной цене семь крон за килограмм мы выручим восемьдесят четыре тысячи. Даже при таком урожае расходы были бы возмещены с лихвой за один год — причем в четырехкратном размере. Это куда рентабельнее, чем тем же способом выращенные яблони. И сам факт акклиматизации персиков означал бы переворот в плодоводстве.
Я почувствовал, что меня заносит. Но это был запал расчета, дела. Я прочно стоял на почве реальности.
— Тебе не доводилось слышать такую новую поговорку? «Хмельник — работник, виноград — сущий ад, зелен сад — прямо клад». Это про наше хозяйство сказано. Просмотри-ка последний годовой баланс.
Ситарж взглянул на меня. Смотрел долго, пристально.
— Ну да, эти твои пальметты, — задумчиво проговорил он.
— Да не мои, я только внедрил их в нашу практику. Использовал в крупном хозяйстве.
— Эти твои пальметты, — повторил он. — Насколько мне известно, их теперь внедряют повсюду. Они открыли нам кредит в областном управлении и в министерстве. Тебе об этом известно? Наш район до сих пор на них существует. Поверили, открыли кредит, и наверху все чаще идут теперь нам навстречу… — Он хитровато прищурил глаза, вздохнул. — Послушай-ка… А если это решение уже нельзя отменить… Что бы ты предпринял?
— Продолжал бы свое дело! Конечно, в худших условиях. Арендовал бы землю у какого-нибудь садовода. Мы теперь вдвоем с женой работаем. Пришлось бы…
Ситарж усмехнулся, незаметно, будто про себя. Поднялся. Словно невзначай оперся о мое плечо и дружески сжал его, как будто успокаивая меня. Подошел к телефону и позвонил Паточке.
Паточки на месте не оказалось, уехал в какой-то кооператив.
— Ну что же, — сказал Ситарж, кладя трубку. — Обсудим попозже. Два гектара… Кредит, пожалуй, ты тоже мог бы получить. Может, и впрямь отменить приговор? Что ты на это скажешь, а? Оставить в плане два гектара под новую опытную плантацию для персиковых деревьев. Как ты на это посмотришь? — ухмыльнулся он.
— Всегда приятно слышать разумные слова.
Я бы предпочел, ничего не говоря, обнять и расцеловать его. Мысленно я уже скликал своих коллег; засучив рукава, мы принимались за дело.
Я встал.
— Погоди, — остановил он. — Не торопись. Ты долго ждал. Подождешь еще.
И что бы вы думали? Откупорил бутылочку сватовавржинецкого, и мы чокнулись за доброе начало новой работы.
— Человек, — сказал я, когда мы хлебнули по глотку, — способен вынести стократ больше, если сам на себя поклажу взвалит. Если возьмется по своей воле, а не по чужому приказу. Хорошо, если бы товарищи, облеченные властью, не забывали этой простой истины. Ведь без нее не овладеть искусством разумного и толкового управления.
Пока мы разговаривали, Олдржих сидел не шелохнувшись, как мышонок. Он радовался, что принят первым секретарем, но вместе с тем робел, не зная, как прием закончится и чем все это обернется. Поэтому, когда Ситарж обращался к нему, осторожничал, отвечал неопределенно. Однако постепенно приободрился. В разговоре я упомянул, что Олдржих прежде работал у меня. Мы вместе рассаживали яблони пальметтами и пеклись о персиках; он сослужил мне большую службу. (Бедняга не понимал, про что речь, и возликовал.) С этого мгновенья он наслаждался визитом, его самоуверенность возросла непомерно.