Традиции ориентирования на массы и «двуединого процесса социализации» оставались действенными и в период реформ[686]
. И все-таки, чем больше партийные кадры на местах и в провинциях направляли теперь свою энергию в сферу экономики и переключались на накопление через изъятие, тем больше традиция «ориентирования на массы» становилась всего лишь фикцией, а «двуединый процесс социализации» между партийно-государственным аппаратом и низшими слоями китайского общества вытеснялся схожим процессом между партийно-государственным аппаратом и нарождавшейся буржуазией. Тем не менее, как утверждал Самир Амин (см. цитату, приведенную в главе 1), революционная традиция давала широким слоям китайского общества такую уверенность в себе и такой боевой дух, каких не знали другие народы мирового Юга, а также, можно добавить, мирового Севера. Причем, как замечает Ван Хуй, эта уверенность в своих силах и боевой дух были небеспочвенными именно благодаря приверженности партийно-государственного аппарата революционной традиции.В результате и в городах, и в сельских районах множились социальные столкновения. По официальным данным, количество «нарушений общественного порядка» — имеются в виду протесты, бунты и другие формы общественного волнения — увеличилось с 10 тыс. в 1993 году до 50 тыс. в 2002-м, 58 тыс. в 2003-м, 74 тыс. в 2004-м и до 87 тыс. в 2005 году, небольшое снижение отмечается только в первые шесть месяцев 2006 года. В сельских районах до 2000 года волнения провоцировались налогами, сборами, выплатами и другими поборами. В последнее время главными причинами таких волнений становятся выведение земли из сельскохозяйственного оборота под промышленные нужды, под строительство частных зданий и под развитие инфраструктуры, а также коррупция местных партийных и правительственных чиновников и загрязнение окружающей среды. Такие эпизоды, как восстание в Доняне в 2005 году в связи с выбросами в атмосферу пестицидов, когда более 10 тыс. человек маршем прошли к полиции и в результате деятельность фабрики была приостановлена, «вошли в китайский фольклор как свидетельство того, что полные решимости люди, действуя сообща, могут заставить власти изменить курс и учитывать нужды народа»[687]
.В городах «старый» рабочий класс, теперь занятый на государственных предприятиях, с конца 1990-х отвечал на массовые увольнения протестами, требуя соблюдения социальной традиции справедливости и в соответствии с доктриной «железной миски риса»[688]
— социального контракта между рабочим классом и государством, которому в КНР строго следовали первые четыре десятилетия. В основном правительство было в состоянии сдерживать эту волну протестов, прибегая то к репрессиям, то к уступкам. Однако в последнее время мощная волна забастовок стала свидетельством того, что социальные волнения охватывают теперь и «новый» рабочий класс, представленный в основном молодыми мигрантами, составляющими хребет китайской промышленности, работающей на экспорт. Вместе с волнениями городских рабочих в сфере услуг эти два потока социальных движений покончили с распространенным на Западе мнением, будто «в Китае нет рабочего движения». «Теперь в любом городе страны, — пишет Робин Манро в China Labour Bulletin, — одновременно проходит несколько больших выступлений рабочих». Пока мы имеем дело с зарождающимся спонтанным рабочим движением, но таким же было движение рабочих в США в его золотую эпоху — в 1930-е[689].Как мы уже отмечали в главе 1, этот массовый подъем социальных волнений в городах и сельских районах поставил перед руководством КПК совершенно новую проблему и заставил изменить не только риторику, но и политику в направлении выравнивания уровня жизни города и деревни, разных районов, в направлении согласования экономической политики с нуждами общества. В последнее время был также принят новый трудовой кодекс с расширением прав рабочих. Впрочем, пока неясно, приведут ли эти изменения к возрождению социалистических традиций и к переориентации развития в сторону большего равенства. Нас здесь больше занимают не социалистические традиции Китая, а то, как подъем Китая сказывается на отношениях между цивилизациями в мире в целом. К этому мы сейчас и обратимся.
Эпилог
Главный вопрос, с которого мы начали, состоит в том, может ли подъем Китая (и если да, то при каких условиях) считаться предвестником того великого равенства и взаимного уважения народов европейского и неевропейского происхождения, которое предвидел и проповедовал Адам Смит двести тридцать лет назад. Анализ, проведенный нами в этой книге, подсказывает положительный ответ, но с некоторыми существенными оговорками.