Связь «богатства» с «властью», устанавливаемая Адамом Смитом, когда он суммирует причины того, что европейскому «неестественному» пути развития следует трансформироваться в «естественный», возвращает нас к его представлению о политической экономии как «об отрасли знания, необходимой государственному деятелю и законодателю»: «Как говорит Гоббс, богатство — это сила». Сразу же после цитаты из Гоббса Смит добавляет, что «человек, который приобретает или получает по наследству большое состояние, необязательно приобретает вместе с ним или наследует политическую власть, гражданскую или военную»: «Состояние, может быть, дает человеку средства приобрести ту или другую, но одно лишь обладание этим состоянием не дает ему непременно такую власть». Богатство «дает ему немедленно и непосредственно лишь возможность покупать, располагать всем трудом или всем продуктом труда, который имеется на рынке»[115]
.Как подчеркивает Альберт Хиршман, отъем власти, приобретаемой за счет контроля над средствами применения силы, властью, которую приносит богатство, был для Адама Смита самым важным результатом развития торговли и промышленности[116]
. До этого крупные землевладельцы использовали избыток продукции лишь для того, чтобы увеличить число своих вассалов, которые составляли их частную армию. В этих обстоятельствах центральной власти было очень трудно сдерживать агрессию крупных землевладельцев, которые «развязывали войну по своему усмотрению почти непрерывно друг против друга и очень часто против короля», превращая страну в место «насилия, грабежа и беспорядка». Но то, чего не могла добиться центральная власть политическими методами и силой оружия, постепенно было обеспечено «тихим и незаметным воздействием внешней торговли и промышленности».Торговля и промышленность «давали крупным землевладельцам то, на что они могли выменивать излишки своего производства и что могли потреблять сами, не делясь со своими арендаторами или вассалами... За пару бриллиантовых пряжек или что-нибудь столь же легкомысленное и бесполезное они платили такую цену, что на это можно было целый год содержать тысячу человек, а значит, отдавали соответствующее влияние и власть... Таким образом, в обмен на удовлетворение самого ребяческого, низменного и нелепого тщеславия они постепенно отдали всю свою власть и влияние и стали столь же незначительными, как любой обычный торговец или зажиточный горожанин. В городах и в сельской местности создавались свои постоянные органы управления, но у них не было достаточно власти, чтобы воздействовать друг на друга»[117]
.Адам Смит здесь, кажется, забыл, что, хотя богатство не дает политическую власть «немедленно и непосредственно», оно есть средство добиться ее обходными путями; забыл он и то, что повсюду называет торговцев и промышленников (чьи власть и авторитет здесь называются незначительными) способными навязывать государству и обществу свои интересы вопреки общему интересу. В главе 3 мы увидим, что упрощенное представление Смита о деньгах исключительно как о средстве оплаты ограничивает его способность видеть долгосрочные и широкомасштабные связи между погоней за прибылью и погоней за властью. Впрочем, в контексте обсуждаемой здесь темы мы можем разрешить кажущееся противоречие между противоположными заявлениями Адама Смита относительно внешней торговли и промышленников (в одном месте он пишет, что это усиливало центральное правительства, а в другом — что это создавало властные силы, мешавшие способности центрального правительства преследовать национальные интересы), заметив, что эти заявления относятся к разным функциям и «стадиям» национального развития.
Первое заявление относится к централизованному законному применению силы на территории существующего или будущего государства. Здесь Смит осуждает