Адамант Хенны

Миновало ещё два дня. Предгорные влажные леса кончились; перед странниками вновь распахнулась бескрайняя степь, по которой бродили неисчислимые стада рогатых антилоп.

– Ну, куда путь держим? – сварливо осведомилась Тубала, когда они остановились на вершине сглаженного ветрами и водой холма.

– Отойди-ка шагов на полсотни и не мешай мне, – спокойно проговорил горбун, твёрдо глядя в глаза воительнице. – Нечего тебе на это смотреть.

– Это ещё почему? – вскинулась было Тубала, но взгляд холодных глаз Санделло остался твёрд, и девушка, бормоча под нос такие словечки, что вогнали бы в краску самого отъявленного забулдыгу-эльдринга, поплелась прочь.

Санделло достал Талисман Олмера.

Тубала дёрнулась, как от удара, едва тусклый ободок жёлтого металла (неровный, с царапинами, местами даже помятый) вынырнул из кожаного кошеля на поясе горбуна.

Немного погодя Санделло выпрямился:

– Теперь нам строго на восток. Вдоль этих гор. Поехали…

Бывший сборщик податей Миллог и неотступно сопровождавший его пёс шли и шли на восток. Они давно миновали Друвэйт-Лаур, оставили позади Андраст, с горем пополам, едва не утонув, переправились через Лефнуи, прошли весь Анфалас, крадучись обогнули Дол-Амрот, на похищенной лодке одолели устье Андуина Великого и вступили в Южный Гондор. В приморских поселениях Миллога принимали за безумца, но, в общем, не гнали и не обижали, порой даже подкармливая. Толстяк исхудал и пообносился; у пса можно было пересчитать все рёбра. Они обшаривали каждый фут берега; Миллог расспрашивал рыбаков – не попадался ли им утопленник? Над ним смеялись – откуда ж твой утопленник здесь возьмётся, ежели потонул аж за устьем Исены! Миллог не слушал насмешек. Он просто поворачивался и шёл дальше. К тому времени, как Санделло и Тубала добрались до Хлавийских гор, Миллог и пёс уже приближались к Поросу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1732 ГОД. ОСЕНЬ

ПРОЛОГ

Узкая извилистая долина вела с севера на юг, насквозь пронизав Хлавийские горы. Затенённая чёрными телами отвесных скал, полная журчащих водопадов, что срывались с огромных откосов. Несмотря на крутизну и высоту горных стен, жаркое южное солнце всё-таки заглядывало сюда, и долина пышно зеленела. По ней вилась малозаметная, но всё же упрямо не поддающаяся натиску зарослей тропинка; протоптали её явно люди, а не звери. И сейчас по этой тропинке с величайшим трудом двигались двое. Юная девушка с льющимися волной золотистыми волосами и её спутник – немолодой седовласый мужчина с худым обветренным лицом и глубоко посаженными горящими глазами. Одежду странникам заменяли обгорелые лохмотья. На плече мужчины висел наспех сработанный лук; за верёвочный пояс заткнута тонкая изящная сабля с небольшой рукоятью. За спиной приторочен второй меч – куда длиннее и тяжелее. Оружие примотано намертво – из-за длины выхватить клинок всё равно невозможно. Одной рукой мужчина крепко обнимал за талию свою спутницу, практически волоча девчонку на себе.

Она так обессилела, что выглядела совершенно безучастной и равнодушной к происходящему. Похоже, все силы её души уходили на то, чтобы заставить переступать эти проклятые, не желающие повиноваться ноги. Мужчина же, напротив, казался одержимым. Он ломил и ломил вперёд, словно прорываясь сквозь вражьи ряды к одному ему ведомой цели. Тёмные глаза горели бешенством.

Серый и Эовин пробивались на юг. Каким-то чудом, едва не умерев от жажды, они одолели выжженную дотла, засыпанную пеплом равнину. Эовин ни за что не выдержала бы такой путь в одиночку. Когда сознание уже начинало мутиться, глаза её видели склонившееся над ней перекошенное, искажённое лицо Серого; губы его шептали какие-то слова, и тогда странным образом прибавлялось сил и жажда отступала.

А потом на краю пепельной пустыни они нашли небольшой ручеёк, сбегавший с гор к случайно уцелевшей от огня рощице… Как они пили!..

…Последнее, что помнила Эовин, – взметнувшиеся со всех сторон занавесы гудящего пламени. Нестерпимый жар опалил лицо и руки… от боли она тотчас повалилась в обморок, не успев даже испугаться или подумать о смерти. А когда пришла в себя, уже настал вечер. Огонь уступил в битве дождю, поле брани превратилось в покрытое засохшей грязью кладбище.

– Их… никого… нет… – раздельно, точно глухой, выговорил Серый, и Эовин внезапно поняла, что он сидит вот так, повторяя одно и то же, уже очень давно – быть может, сутки или даже больше.

Серый перетащил бесчувственную девушку к небольшому родничку, каким-то чудом вновь пробившемуся сквозь грязь и пепел. Всё, что у них осталось, – это сабля Эовин и найденный Серым меч.

– Их… никого… нет… – вновь повторил Серый, вставая. – А ведь я должен был их спасти. Я обещал им! – выкрикнул он, вдруг сжимая кулаки. – Обещал!

– Что… – пролепетала Эовин.

– Когда мы ворвались в пламя, – мрачно, но совершенно спокойно проговорил Серый, – я сказал ему: «Остановись!» Но оно не послушалось…

«Спятил!» – с ужасом подумала Эовин.

– Думаешь, я повредился рассудком? – словно прочитав её мысли, усмехнулся Серый. – Отнюдь. Смотри!