Адамант Хенны

Они прошли мимо Миллога, двое пришельцев из сказки, невесть откуда взявшиеся и невесть куда направлявшиеся, идущие налегке, без припасов, без коней, без оружия… Они ушли — а сердце ховрара внезапно сладко заныло, и он, сам не зная отчего, вдруг рухнул ничком на песок и зарыдал.

Золотоволосая странница обернулась. Взгляд удивительных, зовущих, бездонных, как само принесшее ее на себе море, глаз пронзил Миллога так, что тот скорчился от непонятной сосущей боли в сердце. Ему казалось, что завеса тьмы вот-вот сомкнётся над ним — человеческие глаза не могли, не имели права смотреть на это совершенство.

Спутник златокудрой красавицы остановился и покачал головой, негромко произнеся несколько слов на их тайном музыкальном языке. Женщина согласно кивнула.

— Слушай меня! Ты и твой пес — вы пойдете с нами. Хватит искать утопленника. Ты его все равно не найдешь… а от гнева Судьбы мы тебя как-нибудь защитим.

Женщина же поднесла сложенные рупором ладони к губам. Над берегом пронесся зов, ласковый, но в то же время и строгий.

Поджав хвост, из зарослей показался пес. Он тащился так, словно лапы его были перебиты. Женщина удовлетворенно кивнула — и вновь что-то пропела на своем удивительном наречии. Пес взвыл, скребя лапами по песку, затем упал на спину… но потом, отбесившись, покорно поднялся и побрел вслед за новой повелительницей…

Октябрь, 8, ночь, «Скопа»

Хоббиту Фолко Брендибэку снились удивительные сны. Казалось, еще только миг назад под лопатками была жесткая, пахнущая смолой палуба «дракона», — а теперь, глянь, он стоит на морском берегу и видит чудовищную волну, что катится, катится, точно хирд великанов гномов, на застывший в ужасе берег. Катится — и внезапно рассыпается, оставив на неправдоподобно тихой водной глади игрушечный кораблик — точь-в-точь как на старых рисунках, копии которых ему чудом довелось повидать в Минас-Тирите… легендарные эльфийские «лебеди» времен Первой Эпохи и даже еще раньше, чуть ли не эры Великого Марша. И еще снилось Фолко — он видел, как с этого корабля на берег сошли двое, облаченные в незримые для прочих, призрачные плащи Силы, — той самой Силы, что проявила себя в знаменитом магическом поединке Саурона с Финродом Фелагундом, — безоружные, не нуждавшиеся ни в мечах, ни в копьях или кинжалах, ни в чем, кроме самих себя, Силы своего духа, — как сошли на берег, и пес с горящими, точно топки Моргота, глазами кинулся на них, и был укрощен, и двое двинулись прочь от берега, не боясь никого и ничего…

Хоббит открыл глаза. Вокруг храпели эльдринги. Ни Фарнак, ни Вингетор не рискнули бы теперь бросить якоря. О возвращении также никто не заикался. Все понимали — если оно, это возвращение, и состоится, то прорываться придется с боем.

Фолко привык доверять своим ощущениям. И сейчас этот сон… Но с другой стороны — это ж совершенно невероятно!

Белый эльфийский корабль, примчавшийся на гребне небывалой волны, — как такое может быть? Прямого Пути нет!

«…Но с позволения Великих могут еще идти корабли по Прямому Пути…»

Нет, нет, нет! Этого не может быть! А что, если правда? Если исторгаемый отсюда Свет достиг Валинора? Что, если властители Заката решили вмешаться в ход событий? Что, если новые Истари ступили сегодня на землю Харада?.. Кто знает, может, в Смертных Землях больше не осталось тех, кто может внимать слову Запада? Эльфы Запада… — ушли. Эльфы Востока — у них свои пути. Арнор пал, Гондору еще долго-долго предстоит залечивать раны; кто же еще? Орлы? Наверное, Радагаст сумел бы воззвать к ним. Радагаст или Гэндальф…

«…Не пугай себя пустыми снами, — вдруг подумал Фолко. — Делай что должно; а о Силах станешь размышлять, когда окажешься лицом к лицу с ними. Спи, Фолко Брендибэк, и думай лучше о том, чтобы тебя сонного не прирезала бешеная Тубала!»

Вингетор распорядился на всякий случай приставить к воительнице стражу. Это вызвало настоящий взрыв ярости; но Санделло шагнул к взбешенной Тубале, что-то прошептал ей на ухо — и та подчинилась.

Томной, вальяжной красавицей, черноокой, черноволосой, плыла над Полуденными Землями ночь. С разных сторон шли и шли сюда, к затерявшимся в отрогах Хлавийского Хребта стоянкам Хенны, разные, очень разные странники…

Октябрь, 8, утро, окрестности ставки Хенны

Солнце только-только взошло. По левую руку вздымались угрюмые громады Хлавийского Хребта, и между протянувшимися далеко на юг длинными руками отрогов по-прежнему лежала тьма. Скоро, совсем скоро жаркие лучи проберутся и сюда, в последнее прибежище ночи, — но пока еще здесь было темно и даже прохладно.

Эовин подняла голову. Глаза горели, словно под веки ей насыпали песка. Этой ночью они оторвались от преследователей, и девушке удалось немного поспать — Серый же так и не преклонил голову. Вот и сейчас он оставался на страже, правда, вид у него донельзя измученный — словно он всю ночь отбивался от целой рати наседавших врагов. Глаза глубоко запали, под ними набрякли синюшные мешки. Лицо — болезненно-бледное. Он сидел, привалившись спиной к стволу, правая рука судорожно уцепилась за эфес воткнутого в землю меча.