Полицейский ехал с конвоиром в кабине, робот неторопливо вез по маршруту, останавливаясь каждые четыре часа на стоянке для заключенных, где был нормальный туалет и даже душ, не было полотенец, мыла и бумаги – это первое, что сильно разозлило Ю-ли, она хотела успеть помыться после пробуждения, поэтому пришлось постоять на солнце под бесстрастным взглядом робота, ожидавшего свой живой груз. Мужчины сидели на другой стороне, скрытые широким кузовом. Худой мужчина ложился на лавку и все время стоянки спал. Беджан не с первого раза понял, что так и надо делать, внутри камеры спать было невозможно, слишком мало места, Лиз и Ю-ли помещались с большим трудом.
– А что это за город? – усталым голосом спросила Ю-ли. Она не смотрела в окно, виды пустых полей угнетали, доводя до приступа паники. Ю-ли погрузили в машину без сознания, очнувшись, она долго не могла успокоиться, кричала, вжавшись в угол. Лиз с большим трудом удалось успокоить ее, вытащить на воздух во время первой остановки.
– Они называли его Тула. Не знаю, что это значит. Странное такое слово, у них было много странных слов, – ответил худой мужчина. Он не смотрел в окно, зная маршрут лучше робота-ведущего, управлявшего автопоездом из двух десятков грузовиков. Камера была только в одном, «головном вагоне». Беджану пришлось долго объяснять Лиз и Ю-ли, что имелось в виду. Они никогда не видели железной дороги, а в школе про нее не рассказывали.
Как ни пыталась Ю-ли узнать его имя, он лишь криво ухмылялся, бросая отработанную фразу, что у зеков нет имени, только номер. Беджан смеялся, напоминая, что и у условно свободных тоже имя второстепенно, и его можно отбросить за ненадобностью. Ю-ли пыталась спорить, ища поддержки у Лиз, которая пожимала плечами, находя правду и в словах Беджана, и в возражениях Ю-ли.
Худой встал из своего угла, где он чудом помещался, ловко складываясь до неприметной тумбы, на шею и плечи можно было поставить кружку, и ничего б не расплескалось. Когда он сидел, его не было видно и слышно, только внимательные глаза изредка поблескивали из-под приоткрытых век. Он взял с пола острый камень и стал рисовать на стене, стараясь стоять ближе к окну, дальше от отхожего места. Беджан следил за ломанными кривыми, с трудом переводя эту абстракцию в знакомую карту города.
– Вот, вы жили здесь. Не самое плохое место, многие бы все отдали, чтобы оказаться там, – он ткнул в нечеткую окружность слева.
– Многие и отдают все и даже больше, но редко кто попадает, – заметил Беджан.
– А это неважно – главное иметь мечту, тогда и жизнь приобретает смысл. А мечта у всех одна, и этим проще управлять, – худой хотел сплюнуть в сторону, но вовремя остановился. – Сейчас мы здесь, а надо вот сюда.
Он показал на круг внизу, соединенный путаной линией с городом, и провел камнем наискосок вверх, уходя все больше на восток.
– А почему мы не можем сразу приехать? – удивилась Ю-ли. Она подошла и показала пальцем на контуры старого города. – Так же быстрее.
– Нет дороги. Все разбомблено в войну, а восстановили объездные пути, –объяснил Беджан. – Так проще контролировать потоки и сдержать нападение. Отсутствие дорог и доступных подъездных путей тысячелетняя военная догма нашей страны.
– Лучше и не скажешь, – похлопал в ладоши худой.
– Так куда мы едем? – раздраженно спросила Ю-ли.
– В Южный порт. А дальше по этапу в третий круг на север. А дальше не знаю, я вас проведу дотуда, дальше мне хода нет, – худой вздохнул, видя, что Ю-ли готова вновь зареветь. – Ты так не расстраивайся. Жить везде можно. Тебе может понравиться.
Ю-ли что-то буркнула в ответ и села в свой угол. Она вытянула из тугого пучка два волоса и с радостью садиста дернула их. Лиз удивленно смотрела на нее, пальцами спрашивая, что она делает.
– Я так успокаиваюсь. С детства поняла, что надо сделать себе больно, чтобы не началась истерика, – ответила Ю-ли и улыбнулась. – Не надо на меня смотреть.
– Почему бы и нет, – пожал плечами худой и, смотря на Лиз, спросил. – Ты хочешь знать, что мы везем? Да как обычно: отработку в кубах и цветной лом. Что такое отработка? Ого, а ты любопытная. Это грязное машинное масло, его потом на завод отправляют на очистку. Нам еще долго ехать, будем догружаться в Серпухове. Это тоже был город, сейчас там основная перевалка. Не отходите далеко, а то можете потеряться. И не бойтесь, роботы никого не трогают.
– Я хочу есть и спать. Тут невозможно находиться! – воскликнула Ю-ли.
– Там и поедим, есть пищеблок. Меня в первый раз в такой камере везли две недели. Нас тут было десять человек. Спали друг на друге, – хмыкнул худой. – Так что это еще с комфортом едем, по-царски.
– Как? – недоуменно спросила Ю-ли.
– По-царски значит как апостолы Пророка, – пояснил Беджан.
– А, ясно. Как папенька мой, пусть сожрут его черви, – Ю-ли долго и талантливо выругалась. Худой с явным одобрением посмотрел на нее. – Что?
– Ничего. Тут и добавить нечего, – захохотал Беджан. Лиз беззвучно смеялась, строя рожи разгневанной подруге, хохочущей вместе со всеми.
– Запомни этот момент, – сказал худой, с улыбкой глядя на Ю-ли.