Адажио моей души

Вятский край

Вятский край – густой зеленомошник,
Где я не был прежде никогда!
Нам до встречи, кажется, немножко —
Кровь влечёт в таёжные места.
Зов веков отчётливо я слышу;
Находясь за пару тысяч верст,
Не глазами – сердцем ясно вижу
Верхораменья дряхлеющий погост,
Троицкую церковь в Боровице,
Крест косой без цифр и без букв —
Предкам нужно низко поклониться,
Имена перебирая вслух.
Рассказать им: кто такой, откуда,
Чей я сын, кому – племянник, брат —
Ветками касаясь друг о друга,
Тополя приветно зашумят
И укажут ближнюю дорогу
К спрятанному в прошлом починку —
По реке Денисовке к истоку,
По лесам вдоль берега дойду.
Полной грудью мёд вдохну и мяту,
Голубую взглядом выпью высь,
И спрошу кукушку или крякву:
«Чудь ли я, вотяк иль черемис?»

Закинф

С добрым утром, З'aкинф! – Калимэра[1]!

Синяя до боли глаз вода.

Пил вчера вино совсем без меры –

Глупая уставшая душа.

Добрый вечер, З'aкинф! – Калиспэра[2]!

На твоём плече моя рука.

Те слова, вернувшие мне веру,

Ты по-гречески смешно произнесла.

Доброй ночи, З'aкинф! – Калинихта[3]!

Обнажённая ты мне желала сна,

К нам в окно заглядывала пихта

И ложилась рядышком луна…

Я Вами болен

Всё это было не однажды,

А миллионы тысяч раз!

Ссыхалось горло, как от жажды,

Когда с другими видел Вас.

Я целовал в воображеньи

Всё, что хотелось целовать,

И в диком умопомраченьи

Я грезил Вами обладать!

Бывали Вы случайно рядом

По счастию судьбы моей,

Мне чудилось, что Вы обманом

Забрали красоту морей!

Руками Вы изящней крыльев

Летящих белых лебедей…

Изнемогаю от бессилья:

Звезда Вы не моих ночей!

Я не ласкаю Ваши плечи

И не веду Вас под венец!

Я Вами болен бесконечно

И умираю наконец!

Я Вас желал

Я Вас желал, я Вас любил!

Я в небе звёзды находил,

Как одуванчики, срывал

И волоски легко сдувал.

Мне было с Вами хорошо,

Мы пили красное вино,

«Moonlight and vodka», «Touch my soul»

И тихий шёпот: «mon amour».

Вы клали на моё плечо

Свою ладонь и горячо

Губами жгли мою щеку

Двумя словами «я люблю».

И лучших не было минут

Ни до, ни после. Влажный рот

Был приоткрыт и источал

Вкус поцелуя. – Целовал…

Протяжно, нежно… – Длилась ночь.

Безбрежно пенилась любовь,

И две прекрасные души

В рай медленно и верно шли…

Голубоватый гиацинт

Голубоватый гиацинт

На подоконнике меж створок.

Изящный силуэт пленит —

Тебе идут твои «за сорок».

Разбушевался, как шальной,

Пожар, придуманный не нами,

И неприкрытой наготой

Сильнее разжигаем пламя.

Из белых лилий по ковру

Плывём, покачиваясь, в лодке,

Дыханьем частым тишину

Сбиваем с медленной походки.

Глаз изумрудных глубина

Заворожённым вихрем кружит,

Любви пьянящая вода

Дурманит так – никто не сдюжит!

И мы кричим в конце пути:

Нескрытно, в голос, что есть силы!

И слово «милая» в ночи

Сменяется созвучьем «милый»…

Манпельсины

Я хотел, чтоб было всё красиво –

Встреча наша – с паузой в года:

Апельсины, розы, мандарины,

Сладкая шипучая вода.

Стоя у заветной белой двери,

Волновался так, как никогда…

Апельсины, розы, мандарины,

Сладкая шипучая вода.

Ты открыла в платье из сатина,

Серьги-кисточки и брошь из серебра…

Прошептал: «Вот розы, ман… пельсины,

Сладкая шипучая вода».

Улыбнулась ласково и мило,

Заискрились карие глаза:

«Обожаю розы, “манпельсины”!

Хорошо, что сладкая вода…»

Вечер. Ночь. – Две веские причины