— Вась, — Мадина уверенно встала перед ним.Несмотря на разницу в возрасте и росте, никто бы не смог сказать, что ей сейчас всего 16 лет, и что командир отряда именно она, а не широкоплечий верзила Ерохин, — никогда не смей так говорить, и даже думать. Мы победим. Всегда. Так было, и так будет. Они — всего лишь глупые бездушные монстры. Мы — сила! Мы защищаем лагерь!
— Речи для баррикад на площади. Скажи честно, какие у нас шансы? Что в докладе кошкообразного?
— Держать оборону любой ценой до полуночи. Хотят кого-то вытащить из подземного города, но я тебе не говорила.
— Зачем? И кого?
Мадина демонстративно сорвала травинку и посмотрела куда-то вдаль, сквозь Ерохина, который вновь достал сигарету.
— Понятно… — протянул он, закуривая, — я ведь не за себя переживаю. Почему в каземат тебя, а я здесь?
— Штабу виднее. Ты ведь знаешь, революционные приказы…
— Знаю, знаю. Не обсуждают, — он немного помолчал. — Пулемёт внизу я проверил, патроны экономь по возможности, стреляй короткими. Но главное, береги себя.
— Есть, товарищ лейтенант.
Они пожали друг другу руки и уселись смотреть на начинавшее клониться к горизонту солнце.
— Знаешь, что я думаю, Мадина? А если всё это выдумки? Нет никаких Теней, Теслы, товарища Генды. Мы с тобой в обычном советском пионерлагере. Вон там река, вон там, за полем, асфальтовая дорога, здесь, за пригорком шелестит лес, в котором грибы, ягоды, белки.
— А как же наши воспоминания? Да ты сам Тень видел. И на дорогу пробовал выйти? Ведь пробовал же?
— Один раз…
— И не веришь?
— Может, это какой-то эксперимент? Нам в чай галлюциноген подмешивают в столовой. Держат, как мышей в клетке? Изучают реакцию.
— Мышей или крыс, — не важно. Важно, что мы сегодня должны один час держать оборону в каземате. А пока на ужин сгоняем. Идём?
— Ты иди, я подежурю здесь. У меня сухпаёк.
— Тогда удачи, товарищ лейтенант!
— Удачи, Рыж., товарищ командир!
В дверь осторожно постучали, и в замке щёлкнул ключ.
— Панi, пора.
— С вещами на выход, значит? Пинком под зад Аделину Новикову?
— Панi, зрозумiйте.
— Не хочу ничего понимать. Идём!
Я оттолкнула Козака и последовала по туннелям к мосту, вспомнив, как в первый раз блуждала по городу. Потом мы шли этой дорогой с Максом. Теперь наши пути разошлись, и я снова иду одна. Может быть так надо? Только для кого? Для Валькота? Для той пионерки с рыжими хвостиками? Для её подруги Ани? Для этого солдата? Для тех, кого ни разу не видела, и даже не знаю их имён?
— Открывай ворота, — скомандовала я запыхавшемуся Козаку, — Аделина на пороге великих открытий! Аделина идёт покорять мир!
— Бережiть, себе… Вiзьмiть цей фонар. На згадку. Прощавайте.
Ворота позади закрылись, и каменная громада моста выступила из темноты. Слёзы давно высохли. Не было ни больно, ни страшно. Не осталось даже ненависти к Теням. Лишь всепоглощающая пустота внутри, подобная пропасти, над которой раскинулся мост.
— Не оглядывайся, — прошептала я, — только вперёд!
Дальше всё было как во сне. Я прошла сквозь невидимую стену барьера, как через желе. Порой мне казалось, что я слышу крики или выстрелы. Иногда замечала каких-то странных двуногих существ, похожих на огромных лягушек, боязливо шарахавшихся в темноту при свете фонаря. Но рассматривать я их не успевала, да и не хотела. Пусть подземный город останется там, за спиной, со всеми своими тайнами. Пусть там останется Дина, Наташа, Козак. И пусть там останется Макс. Вскоре я повяжу пионерский галстук, наслаждаясь ярким полуденным солнцем. Буду просыпаться по утрам под звуки горна и ходить на линейки, выучу Устав пионерской организации и с головой окунусь в общественную жизнь лагеря, в котором не будет ни унылых туннелей, ни Теней, ни битв за выживание. В котором всегда и во всём прав только вожатый и товарищ Генда, на завтрак будут подавать манную кашу, а на ужин картошку с котлетами. Никаких больше червей, рыбы и мха. Мы будем плескаться в реке, гулять в лесу, ходить в кино, наблюдать, как садится солнце со стен старой крепости. А где-то там, за воротами лагеря, наш путь будет освещать заря новой эпохи коммунизма. Интересно, принимают ли в пионеры в 17 лет?
Через несколько секунд со скрипом железной двери прошлое перестанет для меня существовать. Поворот ключа. 3 — нет Севастополя, детства, выпускного, Варьки, 2 — нет ужаса подземных лабиринтов, 1 — нет Макса. Или… Или он всё же есть?
За мной закрывается дверь так же, как моя память. Никто и никогда не узнает того, что произошло! Громкий щелчок замка, и я погружаюсь в умиротворяющее спокойствие своего нового дома — библиотеки пионерского лагеря «Чайка».
13 АВГУСТА, вместо эпилога.
Летний дождь стучит коготками капелек по стеклу окна библиотеки, скребётся, словно котёнок, просится внутрь. Чай в чашке остыл, и Анька добавляет из термоса горячего. Он пахнет летними травами с пригорка у старой крепости.
— Отбились тогда значит?
— Ага. Пара царапин, но зажило, как на трупном мясе.
— Не когтем, надеюсь?