Аделина (СИ)

— Если б когтем, я была б уже ангелочком с крылышками. Противоядия в медпункте нет. Говоришь, Дина научилась делать его из мха? Расскажи мне ещё что-нибудь о ней. И о Наташе.

— Хорошо. Однажды мы в театре делали постановку… про меня. Как спасли от Теней и привели в подземный город.

— А сценарий твой Максим написал?

Я лишь вздохнула.

— Скучаешь?

— Очень… Ты ведь знаешь, мне не место в лагере. Все эти линейки, идиотские речи Ярославы Сергеевны. На кого это рассчитано? Ведёт себя так, будто не знает правды.

— Никто не знает, Ада. Даже мы с тобой. Как там всё в TESLеустроено, чтоб им на углях три века жариться!

— Сволочи!

— Угу, только благородные, спасающие мир.

— … в который их не звали…

— Верно. Но наше дело защищать. Не Генду, конечно, а детей. Слышала, говорят тут японка скоро появится, и всё чики-пуки сделает. Что ни мне, ни тебе, ни Валькоту не под силу. Неужели все трупы оживут, все скелеты затанцуют? Ты веришь?

— Я никому не верю.

Аня привстала:

— Вот как? Даже мне? И правильно делаешь! Как там о тебе ребята говорят? Ку-ку, с отбитой башкой?

Я не обиделась.

— Ань, ну какая из меня пионерка? Я родилась, когда пионеров уже не было, а в идеи коммунизма давно никто не верил. Мне смешно от этого дутого патриотизма лагеря. В туннелях не идеологические речи нужны, а быстрота реакции и Свеча или серебряный кинжал. Иначе «нашинкують на шматки», как говорил Козак, — и глазом моргнуть не успеешь.

Аня снова погрустнела, отхлебнув чай:

— Да, Наташка мастерски с кинжалами танцевала. Ещё там, в Чернобыле.

— Видела б ты её в атаке на 14-тый туннель!

— Ещё увижу! И знаешь, что скажу? Не ложись сегодня спать. Возможно и ты кое-кого увидишь.

— Неужели снова эту кошачью рожу? Вот ты мне объясни, как в такое… такого… можно было влюбиться?

— Молодая да глупая была. Мне тогда 16 только исполнилось.

— Ой, старая и умная теперь прям стала. Целых 17!

— Кто б говорил, бабушка Аделина… На месяц меня старше.

— Вот и не спорь со старшими, пионер-переросток!

— Ладно, ладно, ты права, маленьким девочкам-вампирочкампо гробам спатки пора. Отбой час назад был. Засиделись мы с тобой.

Анька закрутила крышечку термоса и обняла меня.

— Давай, до завтра. На линейку пойдёшь?

— Не-а.

— И я нет. Захочешь, в каземат приходи утром, расскажешь впечатления.

— Впечатления?

— Ну да, как ночь прошла. Что напугало, что укусило.

— А чего рассказывать? Ночь как ночь…

Но Анька, подмигнув, уже закрыла дверь библиотеки, а я, ничего не поняв, принялась убирать чашки в раздумьях возвращаться в домик к Дашке или заночевать здесь.

В принципе, белобрысая (то есть вожатая) смотрела сквозь пальцы на мои ночные бдения и периодическое отсутствие на линейках. Она, как и другие пионеры, считали меня шизофреничкой, в чём я не торопилась их разубеждать. Моя странная личность иногда участвовала в их самодеятельности или каких-то смотрах отряда, вела себя тихо и примерно в отличие от забияки-Мадины, и находилась в целом на хорошем счету.А учитывая мой далеко не пионерский возраст, мне давно полагалось самой стать вожатой. Но поскольку идеологической подкованности и верности идеалам товарища Генды во мне не наблюдалось, то я получила должность заведующей библиотекой. Нечто среднее между обычной пионеркой и административным работником лагеря. Здесь, в пыли книг, я могла спокойно писать диссертацию о подземном городе и древней цивилизации — археолога Аделину Новикову, даже ставшую пионеркой, никто во мне не отменял.

В итоге, в домик я решила не возвращаться, чтоб не будить Дашку и не мокнуть под дождём, выключила свет и, раздевшись, устроилась на диване. Аккуратно повесила на вешалку зелёное платье, то самое, что принесла тогда Наташа, которое предпочитала пионерской форме, надеваемой только на линейки, в столовой и библиотеке — во время моего рабочего пионерского дня.

Свеча горела у изголовья, но если в подземном городе она посылала мне видения о лагере, то в лагере не было ни одного сна о подземном городе. Может быть, здесь мадхуджаварт шастра не работала? А так хотелось его увидеть! С Валькотом мы встречались редко, и он не рассказывал, что происходит под землёй, ограничиваясь двумя-тремя фразами: «всё хорошо, всё нормально, все живы-здоровы».

— Передавай привет Максу, — сказала я свече и закрыла глаза.

Мне показалось, что скрипнула дверь. Наверное, забыла её запереть. Неужели Анька вернулась? К её странной манере разговора и необычным шуткам я быстро привыкла, и мы часто проводили вечера, болтая за чашкой чая. Может потому, что её считали сумасшедшей, как и меня, может в силу одинакового возраста, но мы быстро подружились, и ей разрешалось заходить в библиотеку в любое время дня и ночи. Но если это Валькот, я его прибью! Вожатая или пионер, после полуночи вряд ли бы пришли за книгой.

— Ада!

Не может быть. Тот самый голос, который я слышу в каждом сне.

— Но ты ведь сон! Тогда снись, прошу, снись подольше.

Знакомая рука скользит по волосам:

— Ты ведь не забыла меня?

— О, нет… Каждую минуту мои мысли только о тебе.

Боюсь открыть глаза, чтобы не спугнуть видение.