Адепт

– К мази, кроме мирры, я добавил ладан и арнику. Должны действовать как противовоспалительное. Всего несколько дней, и Мария Павловна сможет танцевать.

Черский кивнул.

– Каким он был? Мой отец? Откуда вы его знаете?

Пожилой мужчина поерзал в кресле и уставился невидящим взглядом в окно.

– С восстания, – ответил он. – Мы познакомились в шестьдесят третьем. Оба воевали под командованием Лангевича, позднее каждый из нас командовал собственным подразделением.

– Я не много знаю об отце, – признался Рудницкий. – Он умер, когда мне было шесть. А дядя редко вспоминал про него. Не знаю даже, воевал ли сам дядя.

По выражению лица Черского было видно, что он не слишком хочет продолжать эту тему.

– Воевал, – наконец сказал он. – Еще как воевал…

– То есть?

– Ваш дядя принадлежал к тайной жандармерии. Был кинжальщиком, – добавил он, видя, что Рудницкий не понимает. – Приводил в исполнение смертельные приговоры над предателями и не только. Это и поссорило их.

– Поссорило?

– Не все поддерживали восстание. Я имею в виду поляков. Кинжальщики считали, что единственный метод, благодаря которому можно преодолеть сопротивление сомневающихся и противников восстания, – это террор. Их убивали. В конце шестьдесят третьего я и Арнольд пытались прорваться в Австрию. Тогда мы и встретили Марию Павловну.

– А сколько же лет ей было? Что она делала на территориях, охваченных войной?

– Чуть больше двадцати. Умер ее опекун, и Мария должна была уладить формальности с наследством. В Варшаве. Она получила, конечно же, эскорт, но он был уничтожен в случайном столкновении с каким-то партизанским отрядом недалеко от Люблина. Большинство солдат погибли, а на остальных начали охотиться крестьяне.

– Патриоты?

– Сомневаюсь, можно ли их так назвать, – сухо сказал Черский. – Скорее они хотели воспользоваться ситуацией. Мы появились в последний момент. Это была небольшая деревушка, называлась, кажется, Яблонна. Россияне защищались в какой-то халупе, а крестьяне ждали, пока у них закончатся патроны. У них были свои планы относительно вещей россиян и самой Марии…

– И что было дальше?

– Ничего особенного: мы разогнали мародеров и взяли россиян в плен. К их огромному облегчению. Нужно было что-то делать с Марией. Наконец мы решили сопроводить ее до ближайшей железнодорожной станции. Как и раненых россиян. На ногах держался только лейтенант, и он дал нам слово, что не выдаст своим.

– И что? Он сдержал слово?

– Сдержал.

– Это все?

– Не совсем. И я, и Арнольд влюбились в Марию.

– Понимаю, отцу повезло меньше, чем вам.

– Конечно, а позднее он встретил вашу мать.

– Она знает, кто я? Княгиня?

– Конечно, она узнала вас сразу, при первой встрече, вы очень похожи на своего отца.

– Так что вся эта история с предполагаемым родством…

– Да, это не шутка, по крайней мере, не до конца… Мария хотела позаботиться о вас.

– Безумие, – пробубнил Рудницкий. – А что с дядей? Что их поссорило с отцом?

– Мария, ясное дело. Ваш дядя считал, что Арнольд должен оставить ее в той деревеньке. И ваш отец не признавал методов кинжальщиков.

– Спасибо, что рассказали мне об этом. Прошу, все готово.

Черский кивнул и взял шляпу.

– Посетите нас, – попросил он. – Мария обрадуется.

– Обязательно, – пообещал Рудницкий.

«Наверное, действительно надо будет это сделать, – подумал он. – Если отец добивался внимания Марии Павловны, княгиня действительно является кем-то типа почти родственницы. Черт, еще этого мне не хватало».

* * *

Рудницкий отложил следующую книгу. Ни в одном гримуаре не было ничего, что напоминало хотя бы приблизительно символ, который был вырезан на теле дочери генерала Драгунова, а потом появился на плече Самарина.

Случалось так, что маги создавали тайный алфавит для собственного использования, однако иероглиф не производил впечатления выдуманного на ходу. Наоборот, он казался частью какой-то системы, хотя Рудницкий никак не мог найти доказательства своим подозрениям. Более того, при долгом рассматривании иероглиф внезапно стал трехмерным и начал вращаться вокруг своей оси так, словно его не касались общепринятые обязательные законы перспективы и оптики.

Деликатный стук в двери кабинета объявил о приходе Анастасии. Когда Рудницкий вышел из больницы, девушка не навязывала ему свое общество, однако алхимик не сомневался, что у нее есть планы на него.

– Что ищешь? – Она рассматривала разложенные вокруг книги. – Заинтересовался магией?

– Не совсем, – буркнул Рудницкий. – Меня один символ интересует.

– А конкретно?

Алхимик подал ей снимок, что оставил Самарин.

– Этот на солнечном сплетении, – сухо сказал он.

Анастасия что-то пробурчала на незнакомом ему языке, и ее слова зашипели, словно брошенный в воду кусок раскаленного железа.

– Они добрались до библиотек! – рявкнула она.

– До каких, к черту, библиотек?! О чем ты говоришь?

Девушка глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.

– Ты заметил, что некоторые каменицы в анклаве имеют дополнительные этажи?

– Ну да.