Я уже точно решил, что больше рисковать ей не позволю. Рисса не должна заниматься оперативной работой. Пусть составляет отчеты, у нее это отлично получается. И замуж за Брумса она не пойдет. Даже если для этого мне придется прирезать мерзавца.
– Итак, – Окено снова скорчил кислую рожу, – вместо улики у меня на руках офицер Ночной стражи, промышляющий шантажом?
Девчонка в моем теле сгорбилась и уставилась себе под ноги.
– Простите, – глухо сказала она. – Дэй… то есть офицер Ройс был прав. Я влезла не в свое дело.
В другой ситуации я бы ее утешил.
– А согласие заплатить шантажисту может считаться уликой? – на всякий случай уточнил я у шефа. Тот покачал головой.
Оно и понятно. Слишком легко отпереться.
– Ладно, – объявил я. – Пойдем, адептка Райденберг, побудем занозой в заднице почтенной демоницы.
Рисса вскинулась:
– Куда мы?
– В архив, к Стелле Ардельхольдовне. Искать упоминания о других случаях внезапного помешательства.
Я встал, и тут меня повело. Закружилась голова, комната сделала сальто, пол вырвался из под ног и с размаху съездил мне по лбу.
Больше ничего не помню.
Букет ощущений при пробуждении был подозрительно знакомым. Головная боль, тошнота и кружащий перед глазами потолок больничной палаты. Правда, на этот раз Рисса в моем теле не лежала на соседней койке, а сидела рядом, вглядываясь в меня с ужасом и надеждой.
– Дэймонд! – счастливо взвизгнула она, когда я открыл глаза и выругался, помянув Брумса, Бездну и повелителя всех демонов в весьма фривольном контексте. – Ты живой!
В последнем я не был уверен, но решил ее не разочаровывать, поэтому кивнул.
– Что случилось? – мой (а точнее, Кариссы) голос прозвучал слабо и сипло.
– Брумс! – Ее лицо сделалось виноватым, а рука потянулась к мочке уха. Там, где впервые за много лет не висело сережки в виде черепа со скрещенными под ним костями. – Он все-таки проклял тебя… то есть меня. То есть сережку…
Я снова выругался.
– Прости… Я даже не заметила, как он до нее дотронулся. Все время думала только про часы. Она была дорога тебе?
– Угу…
Символ банды «Черепа», память о юношеском идиотизме.
– Вот и Окено так сказал. – Рисса вздохнула: – Сказал, что проклятие действует через эмоциональную связь. Поэтому оно ударило по тебе.
– И теперь меня запрут в комнате с мягкими стенами? – Я шутил. Как известно, в любой шутке есть доля шутки.
– Нет, что ты! – она замотала головой. – Проклятие действует, только если находиться поблизости от проклятой вещи. Окено почти сразу понял, в чем дело. Он сказал, что ты придешь в себя. – Она всхлипнула: – А я уже не верила…
– Сколько я здесь?
– Пять дней.
Я присвистнул. Ну ни фига себе!
– Понятно, почему так жрать хочется.
– Ой, ты хочешь есть?! – Рисса вскочила: – Я сейчас принесу!
– Да стой ты…
Хлопнула дверь больничной палаты. Я поскреб макушку и сел в кровати. Ладно, мой план все же сработал. Пусть не совсем так, как предполагалось, но сработал. У нас есть доказательство против Брумса, значит, одной проблемой меньше. Сейчас поем, разберусь с остальными. Быть девочкой, конечно, весело, но я хочу обратно в свое тело…
Время шло, а Риссы все не было. Взгляд упал на тетрадку в кожаном переплете, лежащую на больничной тумбочке. От нечего делать я взял ее, раскрыл и углубился в чтение.