Первым делом, ещё в августовском лагере, я показала письмо бабушки Сене. С ребусом-восьмёркой он не справился, сказал только, что первая картинка в типа детских рисунках − крест, может намекать на смерть или кладбище. Я это знала и без него. Но Сеня разгадал космическую воронку из букв.
− Это графическая поэзия, − сказал он. – Я не разбираюсь в ней, но должен прочитаться текст сверху вниз или справа налево, не обязательно связный, но певучий.
Ой-й… при слове «поэзия» мне стало дурно и накрыло ощущение, что я снова иду по дороге в гору, иду бесконечно долго и бормочу стих про жабу-хулигана – единственное годное, что нашептали мне адгезийцы, ну, скажем так, полугодное…
− Почему певучий? − удивилась я.
− Потому что поэзия.
Для меня его ответ ничего не объяснил.
− Ну так прочитай, если ты умный.
Сеня сидел где-то час, писал что-то. Я скучала, маялась от безделья в беседке рядом с копусом и водила ногой по дощатому полу.
− Мальва! Ты можешь не тереть ногой доски? Ты как ёж какой-то.
− Почему ёж?
− Копошишься, копошишься. Дай сосредоточиться. Сама бы тоже мозгами пораскинула, не всё ж тереть-то.
− Так скучно!
− А ты поразгадывай буквы!
Несмотря на, скажем так, симпатию, грызлись мы по-прежнему. Наконец после кусания кончика карандаша длиною часа в полтора, перед самым отбоем, Сеня выдал:
− В глубинах коры земной, тени беззвучные, стенаний, преграды… Тут, Мальва, надо крутить сначала через букву, дальше через две, после через три, а потом читать те буквы, которые парят на листке в невесомости… наверное. Хитроумная воронка.
− Там ходят беззвучные тени,
Страдают в тоннелях, увы
Ждут все не преграду, ступени
В глубинах земной коры. Так что ли? – спросила я.
Сеня поднялся со скамейки:
− Ты издеваешься? Ты знала и мучила меня?
От возмущения я отвернулась, закусив губу, как обиженки во всех сразу мелодрамах.
− Ну ладно, ладно, Мальва! – Сеня обнял меня за плечо. – Ну откуда ты знаешь эти стихи?
− Значит это не поэзия, а стихи?
− Да неважно.
− Так Смерч читал. И не раз. А у меня, ты знаешь, память хорошая…
− А ещё что читал?
− Много.
− И ты запомнила?
− Да.
− Прочитаешь?
− Сень! Вот честно. Ничего нового эти строки не дадут, всё такое же пафосное неизвестно что…
− Может, я неправильно прочёл? Тут ещё, если просто слева направо читать, можно разобрать слово «моль».
− Сеня, − я села на пол. – Значит, мы камушки прозевали! Значит, они были в стене!
− Ну почему?
− Там же были червяки, личинки моли!
− В вытяжке-то? Я тебя умоляю. Это были мучные какие-то личинки. Это не моль.
− А ты разбираешься в личинках?
− Ну не так чтобы. Просто рыбачим с папой. Моль она же в шкафах, нет?
− Шкафы все были вычищены.
− А как же коньки сорок пятого размера?
− Кстати, они тебе подошли?
− Впритык. Но коньки можно впритык… Это криптограмма, Мальва. Сложная вещь. А я не Шерлок.
− А при чём тут Шерлок?
− Ну он же разгадывал шифры.
− Какие шифры?
− Мальва! – Сеня потрепал меня за голову, волосы-то совсем короткие, так бы он меня нежно погладил бы… Бы. – Просто позор!
И мы разошлись спать по своим комнатам.
Ох − поздноосенний незапланированный лагерь – бассейн сбежал сюда из-за карантина.
Листья не жёлтые, а пожухлые шелестели под ногами. Нет. Они никогда не были жёлтыми, они падали сразу пожухлыми. Такая природа в этом году, такой год. Год несчастий, крушения всех планов, несбыточных даже не надежд, а несбыточных робких мечтаний… Но вдруг в последние дни начался настоящий листопад. И полетели разные листья, свежие, сочные, с пылу-жару осенней кухни. Девочки помладше собирали клён и плели венки. Сеня тоже сделал мне венок. Он постоянно ныл: ресторан, в котором работали его родители, оштрафовали за нарушение режима ношения масок и соцдистанции – ну в ресторане какие маски там же все едят… Родители его работали почти без зарплаты, посетителей пускали по одному-трое, а для мероприятий столики почти не заказывали…