Адгезийская комедия

− Не волнуйся. Я – не он. Ты, смотрю, запуталась. В Адгезии, душка, любят пошутить… Но какая ты стала красавица. Вылитая я, вылитый папа…

− Бабушка! Меня так обижали. Я боюсь спросить… Это с твоего разрешения?

На самом деле, я хотела узнать у бабушки о сокровищах и её конце, но не решилась, не посмела. Не то чтобы не могла, как случалось во времена адгезийского радио, просто мне было стыдно спрашивать бабушку о каких-то камнях.

− Пылесос Алексей Алексеевич унёс под утро. Он узнал, что музыканты переедут сегодня вечером, вот и зашёл по старой памяти. Видишь: и хомутик поставил на трубу. Удобно: сначала садануть палкой, чтобы подкапывало, а потом хомутики ставить.

− Бабушка! Так это он тут рыскал?

− А что: очень дорогой пылесос?

− Ничего бабушка, он старый. Жаль, к нему мешки остались.

− Он и мешки унёс, нашёл их. Ты много чего забыла. Его рабочие из багажника мешки утащили с инструментом, пока вы с Вячеславом-премудрым, нашим подопечным, общались.

− Бабушка! Но зачем? Такие милые рабочие. Один толстый, другой тонкий. Вот гады!

− Ищут. Люди всё время ищут. А какой был хороший сантехник в нашем жэке, всё делал, трубы сколько лет стоят и всё как новые, а, Мальвинушка?

− Н-не знаю.

− Но стоило адгезийцам наказать старого вора-председателя, как Алексей Алексеевич тоже стал … искать… Ну доискался, никто не убежит от… нас… то есть, судьбы.

− Бабушка! А Инна Иннокентьевна, твоя сослуживица?

− Инфаркт, душка.

− Это вы её наказали?

− Ну что ты, душка. Время пришло. Я уж тянула её как могла, собаку пристроила, чтоб Инночка подпитывалась молодым собачьим жизнелюбием. Уходят все наши.

− Значит, ты здесь за всеми присматриваешь, бабушка?

− Ну что ты, Мальвинушка, не совсем. Вот ради встречи с тобой вырвалась. Господин барон расположен к тебе, всё-таки гены. Он так и сказал, когда здесь ищейки все эти жили: вы с мамой − авантюристки, он таких любит.

− Но ты, бабушка, ты что? Ты мне не показывалась, а я так ждала.

− Вырвалась, упросила. Первое и последнее исключение. А и сказать тебе нечего. Ничего хорошего сказать не могу.

− Но бабушка! Хочешь: я сюда перееду? Навсегда! Будем жить, ты ко мне будешь приходить оттуда?

− Ни в коем случае, − бабушка подняла руку и отрицательно ей закачала, как маятник часов наоборот. – Не надо тебе здесь. Меня достаточно. И так жизни не дали никакой, суетились, искали. Ты хоть радость была мне. И добрая была, Мальвинушка. А во что превратилась? В цербера Инны Иннокентьевны, в наших стражников, готовых сожрать друг друга ради смеха? И ради чего ты так поменялась? Да ни ради чего нельзя так себя вести, Мальвинушка…

− Бабушка! Я не буду! Они тебя забрали к себе? Но зачем?

− Не спрашивай даже. Этот дом стоит на честном слове. Мы так договорились. Пока я с ними – он стоит. Ошиблась я в расчётах, когда проектировали город. Ошибка иногда дорого стоит, иногда и жизни.

− Но бабушка! Если наш дом поставили на месте этих мастерских, то там же укрепили. Ты же говорила.

− Укрепишь их, как же. Обижены.

− Так надо выселить всех из домов, и всё. Переселить.

− Бесполезно. Они обижены, не одну сотню лет обижены. Это, видишь ли, всё их. И камни их, теперь тоннели их. Всё их. Бескомпромиссны. На то и адгезийцы. Была бы их воля, всё бы разрушили, но не в их власти землетрясение, а пошатать могут.

− Но бабушка! Неужели за проект, за ошибку лишать жизни?

− А ты как думала? Люди слабы, их руками всё делают. Всё чьими-нибудь руками. Например, моими, родственными, руками потомка. Но хватит об этом. Барон тобой вполне доволен.

− Бабушка! Но ты-то адгезийцам зачем?

− Ну, во-первых я внучка всё-таки барона, он упросил, уломал оставить меня. Я им как противовес. Останавливаю, предостерегаю, не даю сразу на оцинковку отправить.

− Даже Зину?

− Нет. Её не пожалела.

− Но бабушка! Я не поняла: ты с ними договорилась?

− Их не поймёшь, но дом стоит. И будет стоять. А новые дома зря строят. Вероятность обрушения выше в разы. Но что мы всё обо мне. Ты совсем взрослая. Не рассказывай. Я всё знаю. Всё про тебя знаю. В гости-то захаживают к тебе наши друзья?

− Да, бабушка.

− И живи так. К другим ещё похуже приходят. И ничего. Антидепрессанты выпьют и успокоятся. К любому у Адгезии претензии. Но ты моя внучка, тебе они решили устроить царский приём. Кстати: как твой ремонт? Преобразилась моя квартира?

− Бабушка! А ты не видишь?

− Я вижу, как было. А что-то изменилось? Расскажи, что. А то у нас там всё уродливое какое-то, непривычное, редко в приятной обстановке вечнуешь.

И я стала рассказывать бабушке обо всём. Об обоях, окнах, даже о том, какие сейчас шторы и люстры. И о том, что мастера часть денег вернули.

− Адгезийцы они такие. В этом плане щепетильны. Не позволяют обман. Издевательства одних над другими тоже. Ну это ты уяснила?

− Да, бабушка.

− Надо прощаться, Мальвина. Время вышло. Помнишь чёрную курицу? Я как та чернушка. Вырвалась прощаться. Адгезийцы любят против правил играть, выпустили. Помни: я всё вижу, всегда и всё… старайся Мальвинушка. Не расстраивай меня…