Адгезийская комедия

Какая пробежка, дорогие адгезийцы?! Я вообще забыла, что умею бегать. Я забыла, как плавать. Я можно сказать замуровала себя в этом ремонте и в разных событиях. Тут не до пробежек. Хотя до автовокзала я конечно так потрусила побыстрее, ноги меня плохо слушались, ослабли, с досадой подумала я − я ж всё руками орудовала в Веретенце-то…

Воскресение утро. В автобусе свободно, на дороге пустынно. Небо как только что залитая ванна бассейна, в которую не вбухали ещё хлорамин. Тучки как пятна в глазах, когда ты делаешь сальто-поворот на спине. Тучки-грёзы, тучки-глюки, тучки-вспышки… шоссе пустынно, хоть и девятый час. Люди все по дачам, а кто не на дачах: ту-ту! − уехал отдыхать по России с кешбэком. Воскресное утро прекрасно, даже Кроль, мигающий на небе своим полупрозрачным силуэтом не интересен мне, я на него обижена, но я мысленно машу ему рукой – он же читает все мои мысли. Иногда мне кажется, что бабушка сидит рядом со мной. Стыдобища! Я ни разу не съездила на кладбище, всё дела, дела…

На бульваре Бардина пусто, клёны шелестят, тянут ко мне ветки в приветствии. Адгезийцы, я с вами! – мысленно обращаюсь я к деревьям, я верю, что Адгезия вырастила такие деревья в рекордно-короткие сроки. Смерч уже топает с мамой в магазин. Торчит изумрудный воротничок. Малахитовые запонки, я уверена, на его манжетах, у него сегодня даже маска изумрудная. Смерч − ходячий свидетель адгезийцев. Он видит всё и всегда. Он знает больше всех на нашем бульваре. Уверена, адгезийцы развлекают его, чтобы он не очень скучал, на это они мастера. Воскресение. Покупателей будет много. Значит, он должен будет всех, кто без масок, пугать. Я вспомнила, как в зале он привязался за одной мамой с коляской. Кажется, что все на свете мамы с колясками переехали в Веретенец. Она ему говорит: что вы увязались, столько людей без масок, а вы за мной увязались? Он что-то укал в ответ. Он одним своим видом пугал людей… Его задача: привязываться к тем, кто не соблюдает правила и к тому же занимает много места своими колясками или сумками на колёсиках.

Автобус остановился на светофоре. Смерч оборачивается, машет. Неужели он видит, что я стою в автобусе у дверей? Он показывает скрещенные руки, мотает головой. Я воспринимаю знак как «стоп» и не выхожу на своей остановке. Следующая остановка – больница на окраине старого города. Можно сказать, что город заканчивается и начинается лес. В больницу бабушка возила меня два раза. Первый раз − когда клеща доставали, другой раз − когда нога попала в цепь велосипеда и бабушка думала, что у меня перелом. За больницей стоял рынок, ещё дальше крематорий – небольшое жёлтое здание с трубой, и кладбище. Я запаниковала, когда вышла у больнички: а как я найду место бабушки на кладбище? Маме я не могу звонить, она спит, и так всю ночь не спала, чертила, кроила. Спокойно. Пойду прогуляюсь, кривая может и выведет к бабушке. А вдруг увижу этого, в ботфортах, видели же его здесь когда-то давно, в позапрошлом веке…

Старое кладбище отличалось от нового кардинально. На старом высились валуны, необработанные камни в крапинку с почти незаметными буквами. Около одного камня стояла женщина и жёлтым карандашом красила бороздки букв:

− Чтобы видно было. И так два раза в год, − объяснила она мне, хотя я ничего не спрашивала.

Я к ней подошла не вплотную и встала у дерева. Я поняла, в чём отличие: новое кладбище всё состояло из прямоугольников оградок, каждый дорожил своим местом, старое кладбище, совсем небольшое, дало крен – поэтому там и не хоронили. Камни все были наклонены в одну сторону, как будто подул ветер небывалой силы, всё смёл, а камни удалось ему лишь накренить.

Как только я задумалась, произошло странное, почти невероятное, вспышка памяти или новый флэшбек: я вспомнила, что на шестнадцатой линии должна быть бабушкина могила. Я припомнила бабушкин ребус-воронку, просмотренную вчера, цифра «16» стояла по центру. В этом не было ничего удивительного, дедушка уже был похоронен, а бабушка в ребусе просто обыграла цифру с бесконечностью. Неужели она есть, существует?

− Тут по весне всегда подснежники, удивительное место, волшебное, − продолжала женщина, разговаривая, кажется, вовсе не со мной, а сама с собой. И тут она повернулась и чётко обратилась именно ко мне: − Вы могилку найти не можете?

− Н-нет, то есть да. Шестнадцатая линия, а номер не знаю.

− Шестнадцатая – это вы не дошли. Саму могилу помните?

− Не очень.

− Плита? Камень?

− Не помню, хоть убейте.

− Оградка?

− Была.

− С узорами или просто?

Я молчала. Нет, бабушка не могла заказать оградку с узорами, бабушка любила строгость и простоту. Я мучилась, аж голова заболела, но оградку я тоже вспомнить не смогла.

− Умереть всегда успеем. Думаю, вряд ли, найдёте. Если только каждую могилу обойти…

− Спасибо. Обойду, − поблагодарила я и решила не искать вообще.

− От большого креста начинается новое кладбище. – Женщина показала себе за спину.

− Спасибо!