Я нашла шестнадцатый участок. И вспомнила некоторые могилы с памятниками. Памятник известному рабочему, который первый предложил какую-то новую модель бура. Он высился над всеми как памятник Лермонтову у Красных ворот, мы туда ездили в спортдиспансер.
Но были и маленькие памятники на вершинах могильных камней: ангел в халате с крыльями, Харон в лодочке – он пустился в путь к царству мёртвых. Кое у кого на плитах сидели каменные птицы, как Чижик-Пыжик в Петербурге.
Меня удивило, что совсем не растёт под ногами трава, так – скудные вихры, клочки, а на старом кладбище камни все были в траве. Я прогуливалась по дороге, с указателем «16 линия». Ничего себе линия. В одном месте между могилами была бетонная приступочка, я разглядела, что вокруг оградок, теснящихся друг к другу, есть тропинки на ширину кроссовки, я пошла, блуждая между могилами. На одной из них сидел кот, обыкновенный кот, полосатый, если бы он был собакой, его бы назвали дворняжкой. Таких котов миллион. Он прыгнул в сторону, заметив меня. Кто-то сказал:
− Не дворовый, а европейский короткошёрстный.
Я подошла к могиле… Ну конечно же – бабушка и дедушка! Вот и куст чёрной смородины, ягоды на веточке были нарисованы в ребусе. Как я могла забыть, что мы с мамой посадили этот куст?! Он вымахал, и ягодки опали, напоминая капли запёкшейся крови. Вот и лавка, мы с мамой на ней сидели. Ограду надо будет покрасить, подумала я, и стала собирать листья – трава вообще не росла. Могила была запущена, блёклые искусственные цветы и… свежий горшок с какими-то тихими могильными цветами. Горшочек кто-то поставил здесь совсем недавно, цветы в нём не росли – бушевали. Странно, что кот не тронул цветы, они же все цветы в горшках едят… В ребусе были нарисованы полоски и кисть. Да уж: на разгадку бабушкиных ребусов, мы с мамой потратили много часов, а всё совсем просто, невероятно просто. Как в детской книге, где вместо слов – картинки. Но причём тут лестница? Неужели приступка, одна ступенька? И как бабушка могла предугадать, что на её могиле будет сидеть помоечный кот, сорри − европейский полосатый, сорри − серо-буро-полосатый. Я собрала листья, сколько смогла, они тоже были указаны в ребусе-картинке. Нет! Нужен пакет. Я сняла пакет с могильной плиты неподалёку – наверное там недавно выбили надпись и прикрыли от непогоды. Ничего, надо прошлогодние листья собрать, прошлогодние, позапрошлогодние, поза-поза. Получился целый пакет. Интересно: а где же похоронена Инна Иннокентьевна, её наверное хоронила мама Смерча, а может быть Алексей Алексеевич и активисты наших двух домов?.. Да уж, пойду я отсюда.
Я сходила к мусорному контейнеру у гранитной мастерской, где стояли в рекламных целях разные надгробия и памятники. Я вытрясла пакет в мусорный бак, сходила помыть руки к умывальнику у гранитной мастерской – цивильное кладбище, абсолютно отдельный от остального мир. Я вернулась с пакетом к участку, напялила его снова на соседнюю могильную плиту… Вечная смерть, и все мы в её ожидании – прочитала изречение на камне. Очень приятно с утра пораньше. Нет уж. Вы лежите, а мы ещё поживём. Но что же это за странность: одно и то же повсюду: не растёт трава там, где она должна расти-то!
Я побежала к дороге − на остановке, после развилки шоссе, стояла маршрутка. Я бежала, а он всё стояла – конечная же. Самое обидное, когда несёшься к автобусу, мучаясь и задыхаясь, а после он не отправляется ещё минут дцать… Но эта маршрутка закрыла свои двери, как только я в неё поднялась – неужели ждала меня?
Наши два дома три по бульвару Бардина стояли как мёртвые. По бульвару ковыляли бабушки с авоськами, но всё было так же, как во время моего заезда – у подъезда пустынно. Я чётко чувствовала, на меня так же, как полтора месяца назад, кто-то пялится. День сурка, если хотите, с той только разницей, что сейчас десять утра, а тогда дядя Вася привёз нас намного раньше.
Быстро поднялась в квартиру. В комнате полумрак от занавесок, уютно, запах чистоты. Вошла в ванную – до сих пор нет горячей воды. Кран побухтел, снова поздоровался со мной, покашлял и плюнул коричневый кипяток. Алексей Алексеевич закончил профилактику труб, не иначе, мы договорились, что он зайдёт и поставит на капающую батарею хомут.
В комнате абсолютно по-домашнему, хотя вещи чужие и не убраны. Я ходила по сумрачной комнате и вдыхала детство – окна непривычно занавешены, идеально распределены по ширине окна шторы, через них пробивался холодный августовский свет. От ненависти к адгезийцам за их шутки и нервного трясуна не осталась и следа. Я схватила с подоконника договор и сунула в рюкзак, прошла на балкон, нашла зажигалку, она тут, на подоконнике у двери – дядя Вася забыл и вспомнил уже в машине. Я сунула зажигалку себе в карман. Всё! Можно уходить. Я вспомнила, как вчера жильцы восхищалась кухней. А на стене спокойненько так висел шкафчик, мы не стали ничего говорить-объяснять – сами увидят, когда приглядятся, если … приглядятся.