Адгезийская комедия

− А тут, вот, советский тюль, − сказала я с гордостью. Мне казалось, что винтаж – это самое прекрасное на свете, тем более тюль был очень дорогой, я нашла его на балконе в шкафу, когда залезла в него с головой и с ногами – шкаф был очень глубокий и приземистый. – Я отстирала на кипячении. Смотрите: какие розочки, и натуральный хлопок, кружево!

Но девушка-музыкант произнесла как-то упаднически:

− У нас тоже есть тюль. Мы могли бы свой повесить.

И я поняла, что музыканты, наверное, совсем не разбираются в интерьере. Ну ничего, поживут, а в своей квартире установят синтетический хай-тек. Но если обычно я просто прекращала разговор, то ту стала объяснять:

− Вы не думайте, что ткань старая. Винтаж, и раритет, и очень ценная, на белом такие розочки, я так радовалась когда с третьей попытки на кипячении он стал белым, а был беж, а розочки – посмотрите! − пылают! Вот открываем форточку и дверь балкона, Сень, открой. Видите? Фалды, сборки спускаются и качаются как корабль при дуновении ветра, чуть касаясь паркета.

Жильцы вежливо поблагодарили, а Сеня с дядей Васей стояли как зачарованные:

− Ну красота же!

Но жильцам было не до того.

Глава четырнадцатая. Отъезд

Мы вышли из подъезда. Сеня толкал свой байк. Двое рабочих, толстый и тонкий, стояли у подъезда и одобрительно кивнули на велосипед. Я поздоровалось с ними, как с давнишними приятелями, даже перекинулась парой ничего не значащих фраз.

− Уезжаете? – спросили они. – Отмучились?

− Отмучилась. А вы?

− А нам-то что, девушк. Новые тропинки, натягивать новую нитку, песок, а плитки маленькие. Лучше, чем бетон мешать. Переходим отсюда завтра, не сегодня.

− А скажите: тут не гуляет два человека. У одного маленькая такая рыжая собачка, а у другого побольше чёрная. Люди в шортах.

− Тут много гуляет, девушк. В соседнем доме пёс сбежал, дикий, бешеный. Так хозяйка померла от горя. Дверь входную вскрывали и чёрный мешок.

− Ну чёрный мешок всех нас ждёт, не уберечься, − испуганно заметила я. Неужели Инна Иннокентьевна умерла? Эх, так недавно общались, четвёртого дня слышала её голос по радио, или – не слышала? Может, мне всё приснилось, привиделось от перенапряжения и цейтнота?..

Машина дяди Васи жалась на обочине бульвара − во дворе, перед подъездом, как обычно припарковаться вообще негде. Темнело. Во мраке шёл нам на встречу Смерч. Он страшно укал и что-то явно пытался мне объяснить, но я ничего не понимала.

− Ты понимаешь его, Сень?

− Нет, − сказал он. – Даже не верится, что я с ним разговаривал о тебе. Может у него просветление случилось, а сейчас атавизм, как у собачки из фильма?

− Просветление – это у шизиков, у безумных − авторитетно заявил дядя Вася. – У слабоумных – бесполезное дело, не бывает у них просветлений, они в своём мире и им там неплохо.

Дядя Вася сейчас мне напомнил строителей из нашего дома. Они не знали сомнений, они всё знали точно, а по ночам, возвращаясь с объектов, заказывали пиццу.

Из подъезда вышла и побежала мама Смерча:

− Мальвина! Это что-то невероятное. С работы, из магазина, сбежал. На лавку свою любимую не присел, негодует, Мальвина. – Мама Смерча понизила голос: − Он что-то чувствует. Инна Иннокентьевна умерла, её в морг увезли. Я забила тревогу, два дня её не видела, она всегда за хлебом в девять утра выходила через день. Мальчик мой чувствует. А ты уезжаешь?

− Да. Сдала.

− Я знаю-знаю. Музыканты из школы. Все теперь музыканты. Все понаехали в наш Веретенец. Всё музицируют. Ну когда метро в таком расцвете, можно и помузицировать.

− В смысле?

− Ну так, не знаешь разве? Завод расширяется. Всем нужны наши буры. Метро строят рекордными темпами повсюду.

− Но лёгкое же…

− Не совсем, − мама Смерча странно так подмигнула, мне захотелось ей что-то подарить, как в детстве Смерчу. Я сняла бандану:

− Возьмите. Передайте это Славику от меня. Больше ничего нету.

Мама Смерча взяла в руки бандану. Она даже не обратила внимание, что я − бритая, она смотрела, не отрываясь, на свои ладони, покрытые банданой:

− Ой. Мальвочка! Малахитовые запонки! Какое счастье. У твоего дедушки были похожие. Но не такие. Какая красота! У бабушки нашла? На антресолях? Когда ломала? Я говорила всегда, что не могла Зина всё украсть.

Ничего себе − адгезийцы не покинули меня. Ни за что не отдала бы запонки, если бы нашла. Ну… Хотя, кто знает.

− Славик так обрадуется, Мальвиночка. У него есть костюм, и рубашка изумрудная выходная. Он только изумрудную признаёт. И вот к ней как раз, как под заказ. Сейчас модно. Мой мальчик самый лучший, просто он тяжёлый. Ну а кто из нас простой? Кстати, где он? – мама Смерча светилась каждой морщинкой от счастья. – Снова сбежал? Неуёмный! Вот так неуёмный!

Смерч укал с дядей Васей рядом с машиной, призывая меня своей жирной клешнёй.

Мы подошли к обочине бульвара. Редкие машины проезжали, а не проносились – все знали Смерча и опасались его олигофренической непредсказуемости. Смерч вырвал из рук матери мою бандану, натянул на лицо как маску.