Адгезийская комедия

− Так сейчас носят, − подмигнул Смерчу дядя Вася. – Поздравляю, Мальва! У нас украли два мешка из багажника. Пока я нёс два, другие два выкрали. Я багажник не закрыл, не думал же.

− Ой! – расстроился Сеня. – Надо было мне вам помочь, а я с Мальвой.

− Но ты же с велосипедом! Велосипедист пешему не помощник, извини, Арсентий.

Я расстроилась, испугалась, но виду не показала:

− Да плевать, дядя Вася. Один остался и хорошо. – Я покопалась в мешке. – Тут всё мои вещи. Вещи не тронули.

− А в остальных?

− Так вы собирали. В основном шпатели, остатки краски, книги по ремонту – они мне больше, надеюсь, не понадобятся никогда. Лампа, кажется, линейки, ножницы… Болгарка, дрель, топорик, молотки, отвёртки, вёдра, коробочки жестяные с разными штучками, там гайки, дюбеля, хотела в угол поставить. У нас в доме такой угол, что осталось после ремонта, все всё туда оттаскивают. А ножницы с линейками у мамы ещё есть.

− Вот Смерч и хотел и предупредить. – сказал Сеня расстроено. – И как же вы не закрыли?

− Сам не знаю, вроде бы закрывал. Устал. Да и не молоденький, видно старость. Канистры с бензином не тронули, а мешки забрали. Поздно. Поехали! Вот люди… Время полукриминала. Ну кому это надо-то?

Мы попрощались с Сеней взглядом. Я не стала при Смерче его обнимать, да и наверняка пялится в окно много народу – пусть и далековато от подъезда, но верхние этажи-то обязательно, соседи уж точно видят, что я лысая. Я обняла Смерча и его маму, она рыдала и целовала меня за себя, за Инну Иннокентьевну (не поняла, почему именно меня) и за бабушку. Смерч не рыдал, он всё пытался мне что-то объяснить, брызгая слюной, но я ничего не понимала.

Я прижалась к смерчу, обнимая и шепнула:

− Славик! Никогда больше мне тебя не понять, никогда!

Сеня ехал по обочине бульвара, а я выцеливала прохожих. Сумерки, но ни одного хвостатого! Я попросила остановиться, забежала в магазин, прикупила дыню и вино маме. Вино в магазине стоило совсем недорого, не то что у нас в Москве. Я обернулась, рассматривая людей на бульваре: идут себе пары с комнатными собачками, гуляют пожилые и молодые, дряхлых и пьяных, как назло, ни одного. С противоположной стороны машут мне Сеня с дядей Васей. И с той стороны бульвара хвостов нет! Белая собака, ту которую любили мы со Смерчем обнюхала, повиляла хвостом, как старая знакомая – узнала. Ничего необычного на бульваре. Ясно. Всё остаётся в воспоминаниях. Сеня ещё долго успевал за нами, а перед мостом он свернул в другую сторону. Всё. Завтра сдам тест на ковид. Послезавтра уже бассейн. Прочь! Прочь навсегда!

Глава пятнадцатая. Бабушка

Первым делом, когда приехала, я забрала у мамы письмо бабушки. Уселась, даже не сняв в прихожей кроссовки. Мне казалось, если я увижу на бумаге, потрогаю, прочувствую тактильность, то и решение как-нибудь отыщется. Сидя на удобном привычном своём диване (а не веретенецком диванчике), читала знакомое наставление, написанное размашистым бабушкиным неразборчивым почерком, дальше − лист с буквами, парящими в невесомости и закручивающимися в воронку, наконец, − лист с детскими картинками, какие-то лесенки-стремянки и непонятными закорючками в строке, а под картинками – две мишени в виде лежащей восьмёрки или бесконечности: и цифра «16» по центру, а дальше по окружностям – цифры в обратном порядке от десяти до единицы, после нулевой окружности, шло самое широкое кольцо. Что-то связанное с восьмым марта? Нет, глупость. Может пустое кольцо восьмёрки – это намёк на бабушкину жизнь, точнее жизнь после жизни, а ещё точнее – небытиё. Концентрические окружности с цифрами с цифрами – это мои флэшбеки, те, которые припомнили адгезийцы… Но у меня их было десять, напоминаний-то, а здесь – цифра «16» в центре.

Картинки… Под утро мне снились жуткие сны. У домика барона я срываю чуть надломленную ветку с сочными грушами. Но груши висят гроздьями, как бананы и отламываются от ветки, падают с неё мне в руки – веточки их перезрели. Тут же под деревом с невиданными плодами − бабушка, Кроль, Киря – всё вперемежку. Смерч с запонками и в бадане-маске. Девочка у кувшинок, её мама-скульптор. Рано утром я поняла, что дико соскучилась по Веретенцу и что в суматохе забыла договор на подоконнике.

Маме я сказала, что еду за договором. Тогда мама оторвалась от пола – она там что-то кроила огромно-воздушное, наверное, снова свадебное платье нежного цвета фуксии.

− Но ведь жильцы… Они спят… Воскресение.

− Мама! Они сегодня вечером заедут сами, они всё вещи переносят, у них там синтезатор, пианино…

− Мальва! А где наши-то вещи?

Я объяснила, что украли из багажника часть вещей.

− А пылесосы где?

− Ой, мам! Забыла.

− Или тоже украли?

− Нет-нет. Я в мешки пылесос не клала. Просто забыла в квартире, привыкла как к шкафам этим, купе, что они мебель. Я поеду, мам, съезжу.

− А пробежка, Мальва?