Адгезийская комедия

− Вы будете мне указывать, где ходить? – возмутился хозяин карманной собачки. Он отдал жене это чудо, похожее без оборок ещё больше на гигантское насекомое, а сам стал пререкаться с компанией мужиков, которые стояли у палатки и только и ждали случая пободаться и помахать кулаками, защищая Инну Иннокентьевну. Дело шло к верной драке. Народ стал собираться в отдалении, чтобы увидеть поединок. Жена парня еле уговорила его не связываться. Подбежали мои знакомые собачники, они поймали лопухастую за ошейник, что-то говорили, объясняли именно собаке, она вдруг вырвалась и унеслась вверх по бульвару, за круг… Но я смотрела на хвосты! У парня и его жены хвосты были, у Инны Иннокентьевны −нет. Мужики у палатки, их было трое – все как один при хвостах. У самого противного хвост выглядел как настоящий крысий – розово-серый, фу. У моих собачников хвостов не было. Ну так – когда можешь заглотить другого, хвост явно помеха. Я в окружении бесов, в окружении чертей − ясно! Но почему свихнувшаяся Инна Иннокентьевна без хвоста? Я прогуливалась по бульвару, высматривая безбашенного пса. И выяснила, что хвосты появляются у наших домов, а в отдалении от домов пропадают.

− Эй! Мальвочка! – мычащий голос с лавки.

Сердце у меня ёкнуло, я пригляделась. На лавке сидел Смерч! Но он был не очень-то похож на себя. Я бы его и не узнала, если бы не глупая бейсболка с надписью «Форева!» и в крупную клетку рубашка. Не жирный, без кривой ухмылки, и глаза без поволоки, большие, а не щёлочки, смотрят на меня осмысленно:

− Присядь, Мальва!

− Ты выбрал самую заплёванную лавку, ковбой.

− Думаешь, не знаю, откуда? Прекрасно знаю, ковбойша.

− Я… − я запнулась, не стану же я объяснять олигофрену, что это мамин любимый фильм.

− Присаживайся. Когда ещё свидимся.

Я не садилась. Я падала от усталости и страха, но не собиралась рассиживаться. Может это и не Смерч вовсе?

− В магазине видимся. Я с тобой здороваюсь, ты не отвечаешь, – я сделала вид, что всё как обычно, всё обыкновенно.

− Да присядь ты, когда ещё поболтаем. Как я тебе вообще?

− В смысле?

− В смысле вида, внешнего вида?

− Ты прекрасен, − я мучительно вспоминала настоящее имя Смерча и не могла вспомнить.

− Зови меня Смерч, я так привык. Да садись ты. Ну семечками тут всё обкидано, ну и что?

− Окей, – я села, сразу стали меньше ныть руки.

− Вот видишь, как полезно сидеть, а не стоять. Ты хочешь спросить, как я так преобразился?

− Очень хочу.

− Ну так – Адгезия.

− У меня в квартире по ходу тоже.

− Ты не поняла. Мы в ином мире.

− То есть ты хочешь сказать, что нас грохнули?

− Ты не поняла. Я плохо могу объяснить. Я же болен.

− Но ты сейчас совсем не болен!

− Я тебя пригласил из-за доброты.

− Твоей?

− Нет, Мальвина, − твоей!

− Скажешь тоже, Смерч. Какая во мне доброта…

− Думаешь, я не вижу в магазине, что ты со мной здороваешься? Я всё вижу. Думаешь, я не помню, как ты дарила разные игрушечки и кувшинки с пруда? Никто мне, кроме тебя, не приносил прекрасных кувшинок.

− Смерч! Можно там гулять и любоваться.

− Смеются надо мной. А утром кувшинки ещё закрыты… Ты дарила фигурки из шоколадных яиц, помнишь?

− Забыла. Я тогда была совсем маленькой, а ты таким большим, − я надула щёки, вся надулась комично, чтобы его рассмешить.

− И совок ты дарила, и формочку, и фломастер, и уточку для ванной. Я с ней до-олго потом играл.

− Хорошо. Спасибо… – Как же его зовут? Вылетело из бошки! − Ты мне объясни: люди с хвостами, ты – разговариваешь. Что сие значит?

− Мне просто повезло. И тебе. Нам – повезло. В нашем доме – они… − Смерч перешёл на шёпот. С лавок у второго корпуса послышалось пьяное гоготание. Такое же я слышала и у себя под окнами ночами.

− Да кто они-то?

− Они ещё покажутся тебе. Хорошие люди, человечные. Очень и очень человечные.

− А хвосты? Что это значит?

− Человечные… Хоть и черти.

Пьяные ребята встали со своих лавок и через газон, через тротуар, подошли к нашей лавочке, обступили.

− Глядите! Смерч себе какую девушку отхватил! А, Смерч?

Значит, они нас видят, значит мы в нашем мире, я жива. Меня не грохнули!

Я сидела спокойно, но вся напряглась, незаметно сжала кулаки.

− Уходим, − Смерч поднялся, я тоже. Он взял меня под руку, и мы пошли вперёд, а там уж направо в темноте, к подъезду, к помойке, где еле светилась лампочка.

− Мычишь? Ась? Ну мычи! Мычи! – пьяный гогот летел нам в спину.

− Что это? Разве ты мычал?

− Для них я выгляжу так же, как всегда. Но не для тебя.

− Я что: особенная?

− Нет.

− А в чём дело?

− Извини, я не могу на эту тему говорить.

− На какую тему? Есть темы, на которые тебе запрещено говорить? Кем запрещено?

− Н-нет, адгезийцы ничего не запрещают. Мне неудобно называть причину.

− Не поняла. Что-то связанное с отношениями?

− Да. Они… – Смерч показал себе под ноги, – они любят таких, как я.

− То есть, − я чуть не сказала «больных», − особенных?

− Да. У меня не было девушки, понимаешь. Они любят, когда нет у человека отношений, то есть нет и не было. Понимаешь?

− Смерч! − Я так испугалась. Даже не заметила: были ли хвосты у тех пивных ребят.

− Не-ет, они все бесхвостые. Хвост заслужить надо, − Смерч показал кавычки.