Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

— Соль! — важно ответил Грец, окидывая взглядом брабантов и их хозяев — немцев — с явным пренебрежением. — Да не в том дело, что соль, а в том, что натурального шпиона поймал. Соль-то у него так, для отвода глаз. Как вы на станции объявились, так и он стал здесь околачиваться. Ухватываете?

Грец подождал, пока вокруг него соберется побольше артиллеристов. Косым, насмешливым взглядом скользнул по Кольцову: вот, мол, чекист, ты тут прохлаждаешься, а мы начеку, врагов ловим. Свернул самокрутку, воспользовавшись с готовностью протянутыми к нему кисетами. Медленно послюнил газетную бумажку, потянулся к горящему труту, который ту же разжег кто-то из любопытных. Затянулся, разогнал ладошкой дымок.

— Спрашиваю возчика: откуда, мол, куда, чьи волы? Волы, докладывает, мои. Накопал, говорит, в Прогноях самосадной соли. Ну и вот, говорит, еду маленькую коммерцию сделать, для прокорма.

— Ничего себе — маленькую: семь мешков пудов по восемь, — заметил кто-то из пушкарей, знающий, видимо, крестьянское дело.

— Не в том дело, что семь мешков, — поучительно продолжил Грец. — Хоть бы и десять… Кто знает эту работенку: самосадную соль копать, — тот поймет. Кайлом помахать да лопатой. Да на размол свозить. Тут и одного мешка для кровавых мозолей хватит. А ну-ка покажи свои ручонки-то, дядя! Да бриль свой подними, что ты глаза от народа воротишь!

Грец сдвинул со лба возчика соломенную широкополую шляпу, и Кольцов чуть не ахнул от удивления. Он узнал Миронова-Красовского, бывшего графа и бывшего пензенского дворянина. Худое лицо его стало еще более вытянутым, а густые брови побелели — может быть, от соли.

Кольцова он не сразу углядел среди множества лиц. С медлительностью обреченного он протянул напоказ свои руки — длиннопалые, худые, нежные руки карточного шулера и специалиста по сложным замкам, с ладошками, которые никогда не держали инструмента тяжелее отмычки.

Батарейцы захохотали. Это были все здоровые хлопцы, бывшие крестьяне и рабочие, привыкшие таскать литые станины своих тяжелых орудий, и ручищи у них были побольше и потяжелее хорошей котельной кувалды.

— А ну покажь, покажь! Хлопчики, дайте поглядеть!.. Соль, говорит, копал?

— Ну как есть чистый пролетарий!

— Может, на скрипочке играл, а ему соль копали! Ой, боже ж ты мой, живот надорвешь!

— А ну киньте ему на спину мешочек с солью!

— Живодер ты, Кузьма! От него ж мокрое место останется!

— Смешки смешками! — прервал гогот особист Грец. — А только станция Апостолово теперь специальная, и военный груз отсюда идет, и человеческий материал. На то мы тут и поставлены, чтобы вылавливать вот таких солекопателей. Троих уже шлепнули.

Блуждая диким взглядом по лицам незнакомых ему людей, Миронов наконец наткнулся на Кольцова. Присмотрелся, как бы не веря себе, и даже замахал руками, отгоняя напасть. Человек он был по натуре неробкий, о расстрелах наслушался достаточно, и присутствие здесь Кольцова, казалось, напугало его больше, чем угрозы Греца.

— Так это вы… это вы заправляете теперь этими? Вы что же, уже артиллерист? — закричал бывший граф, привставая с мешка. — То вы вскрываете сейфы, то командуете махновцами, то комиссарите, то адъютантствуете… Нет. Прежде чем меня расстреляют, я сойду с ума!

Грец с любопытством прислушивался к этому диалогу. Кольцов рассмеялся.

— А вы тоже, граф. То специализируетесь по замкам, то торгуете Эйфелевой башней, то — вот — добываете соль…

— Граф! — ахнули батарейцы. — Ну и свиданьице.

А до Миронова только сейчас дошло, что встреча с Кольцовым — это его спасение, единственный шанс.

— Послушайте, товарищи! Вот есть товарищ комиссар, он меня хорошо знает. У меня много грехов, только шпионом я никогда не был! Да-да! И я сейчас вам все объясню!

Он встал на телегу, как оратор, и голос его приобрел уверенность. Это уже был прежний Миронов, привыкший выпутываться из любого положения. Главное — чтоб в поведении было никакой политики.