Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

…Нина, приоткрыв глаза, смотрела с постели, как он, задернув занавеску, зажег в полфитиля лампу и стал одеваться в парадное. Пантелей тут как тут — с начищенными сапогами и мундиром на распялке. Мундир без погон, без добровольческих шевронов, с одним Георгиевским крестом. Самым первым. И нашивки за ранения на клапане левого рукава. Семь полосок. Их Яков Александрович считал главной наградой.

«Юнкер Нечволодов» поняла, куда собирается муж. И к кому. Она знала, что Врангелю, да и многим другим в штабе армии, не нравятся «наряды» Якова Александровича, порой весьма экзотические. Когда-то пыталась спорить. Да где уж! Слащева не переубедишь! Он полагал, что генеральское звание ему присвоили те, кто права на это не имел. А последний законный, присвоенный ему императором чин — полковник. Но полковничьи погоны — слишком явный вызов всему генеральскому клану. Поэтому предпочитал «чистые плечи».

Шевроны же не носил, потому что считал, что Добровольческая армия во времена Деникина не стала, как он думал в мечтах, орденом чистых, честных и безумно отважных. Запятнала себя грабежами и дикой гульбой.

Из-за этих «странностей» генерала о нем ходило много сплетен и небылиц. Да и завидовали его славе. Нина вначале все это переживала, а затем привыкла. Такой у ее мужа нрав, такая судьба.

Нина дождалась своей минуты, встала:

— Я с тобой.

— Растрясет, — проворчал Слащев. — Поедем быстро.

— Выдержу.

— До Мелитополя сто тридцать пять верст!

Она, не отвечая, быстро оделась, взяла сумку с перевязочными материалами и пузырьками. Шприц для морфия — на всякий случай. Дорога действительно тряская и долгая, а машина не салон-вагон. Может не выдержать Яков Александрович. Прихватила и карабин. Поедут-то по рокадной дороге, вдоль линии фронта. Всякое может быть.

Эх, нет здесь железных дорог. Степь…

Выехали еще затемно, перед рассветом. На ветру, в открытой машине, было прохладно. Хорошо, что расторопный Пантелей прихватил с собой еще несколько шинелей.

По дороге Слащев велел заехать в Блюмендорф. Встревоженный герр Питер, в ночном колпаке и халате, пошел будить Барсука-Недзвецкого.

— Дал бы поспать молодым, — укорила его Нина.

— Все. У них было время. Кончился медовый месяц.

Владислав вышел к машине, не забыв застегнуть последнюю пуговицу гимнастерки еще в сенях. Откозырял.

— Слушай, кто у тебя из родственников в артиллеристах? Фамилия твоя, звать Лев.

— Лев. Брат. Звукометрист, инженер.

— Приехал к тебе в гости.

— Да ну! — обрадовался Барсук.

— Только по ту сторону Днепра. Скоро пришлет тебе подарочки, пудов по пять каждый. Ставь свои пушки в балки, не то сразу засекут.

Растерявшийся Барсук долго глядел вслед машине: в утренних сумерках виден был только синеватый столб пыли, быстро перемещавшийся по степи.

Надо же, Левка у красных! Такой интеллигентный, подававший большие надежды в артиллерийской науке. Его учитель Владимир Давидович Грендаль, выдающийся ученый, называл брата своим преемником. Впрочем, Грендаль тоже у красных. И тоже, кажется, в Бериславе. Почему же тогда и Левке не быть у них? Так вот с кем предстоит сразиться ему, простому артиллеристу-практику, знатоку прямой наводки и сурового, в упор, боя!

Проклятая война! Уничтожение русского семени!

Владислав тихо, на цыпочках, вошел в дом, стараясь не разбудить Наташу. Снял с одной из подушек белую наволочку, смял, сунул в карман. Нацепил шашку. Вышел во двор седлать коня.

Герр Питер, успевший уже сменить ночной колпак на картуз, встревожился:

— Герр оберст, а как же фрюштюк? Голодный баух… брюхо… нехорошо.

Владислав только махнул рукой: отстань, мол.

«Руссо-Балт» — надежная машина. Прочнее всех «немцев» и «итальянцев», не говоря уже о нарядных французских «морсах». Но жесткая. Трясло сильно. Слащев согнулся, держась за живот. Нина старалась незаметно поддерживать его. Поглаживала по руке.

Проезжая по заповеднику «Аскания-Нова», спугнули нескольких цветастых птиц и диковинных животных, разбежавшихся два года назад по степи и чудом выживших. Из кустарника на краю балки за ними следили две зебры, сторожко прядали ушами. Зверье, которое Фальц-Фейны завозили сюда из дальних стран, превратилось в объект охоты, стадо оглядчивым и диким.

— Напрасно ты сказал Владиславу про брата, — заметила Нина, голос ее от тряски вибрировал и дрожал. — Переживать теперь будет.

— Это не страничка семейной хроники, — строго ответил Слащев. — Это военный факт, важный для артиллериста.

Глава пятнадцатая

Семь верст от Блюмендорфа до Днепра Барсук проскакал за четверть часа: конь, привычный к артиллерийскому уносу, быстрее не мог, не был приучен. В кустарнике сидел пост артразведки: солдаты ночью ходили на ту сторону, теперь, перевернув каюк, сушили на нем одежду, ждали солнца. Вода в Днепре розовела под рассветным небом.

— Давайте лодчонку, — приказал Барсук.