Адъютант императрицы

Лагерь бунтовщиков представлял живописный вид; вся равнина, и окружающая возвышенность были покрыты соломенными шалашами, баракам из зеленых хвойных ветвей и землянками; всюду горели костры, всюду звучали удалые воинственные песни и всюду двигались пестрые, живописные группы киргизов и казаков; среди них встречались также солдаты в русской форме, или взятые в плен, или частью из любви к приключениям, частью ради спасения от угрожавшей им смерти, вступившие на службу к самозванцу. Почти посреди лагеря, пред косогором с высокими елями возвышалась большая, обтянутая крепким холстом палатка Пугачева, у входа разукрашенная шелковой и бархатной материями; над жилищем самозванца развевался большой красный флаг с изображением государственного герба с двуглавым орлом. Казачьи караулы размещались на большом расстоянии вокруг палатки, куда никто не мог проникнуть. И действительно ни один настоящий государь во время войны не мог бы окружить себя большей роскошью, пользоваться большим царственным покоем и тишиной, как этот искатель приключений, вышедший из неизвестных тайников темного прошлого. Посреди палатки находилось большое помещение, служившее столовой и украшенное богатой серебряной и золотой утварью; рядом были расположены маленькие помещения, служившие приемными и спальнями для Пугачева и его жены, так торжественно провозглашенной государыней; всюду пол был покрыт тяжелыми коврами и пред входами в отдельные помещения висели драгоценные материи.

В своем помещении, стены которого были завешаны драгоценными тканями, взятыми в добычу, на диване, покрытом дорогим, роскошным мехом, лежал Пугачев; на нем был старинный русский кафтан из красного шелка, опушенный горностаем; на золотой цепочке висел кинжал, осыпанный камнями, а роскошная сабля была прикреплена к золотому поясу. Его отросшие длинные волосы локонами спускались на плечи, а голубая лента со звездой ордена Андрея Первозванного украшала грудь; его борода, до которой сначала своего предприятия он не дозволял касаться ножницами, точно так же, как и до волос, спускалась на его грудь. Выражение его лица сделалось более смелым и гордый, но одновременно в его глазах сверкал дикий, неприятный огонь, который в известные мгновения заставлял вспоминать о великом безумии, развивавшемся у римских цезарей и бывшем столько же опасным для них самих, сколько для окружающих. У его ног сидела Ксения; на ней был русский сарафан из красного бархата, также обшитый горностаем и спускавшийся на красивые мягкие сапожки; русский золотой кокошник, осыпанный камнями и украшенный маленькой короной, покрывал ее роскошные, заплетенные в длинный косы волосы, на груди блестела звезда ордена святой Екатерины, а чудные драгоценные камни украшали цепь на шее и застежки на кистях рук; на ее коленях лежала балалайка, на которой она аккомпанировала себе при пении. Своим красивым, звучным голосом ока пела одну из народных песен, причем боязливо испытующим взором смотрела на мрачное, порой подергивавшееся мучительной судорогой лицо Пугачева. Эта картина напоминала о царе Сауле, от головы которого лира Давида отгоняла злых духов; только здесь благодетельное, успокаивающее очарование шло не от простого пастуха, а от прекрасной, роскошно и блестяще разодетой женщины.

Несколько времени Пугачев молча прислушивался к нежным, мягким звукам народной песни, но затем вдруг вскочил и вырвал музыкальный инструмента из рук Ксении.

– Замолчи! – резко крикнул он, – эти звуки не для меня; это – песнь для женщин и детей. Я могу стать слабым как женщина, если дальше буду слушать тебя, а мне нужна вся моя сила, чтобы снова стать властелином над мятежниками, которые осмеливаются противиться мне – мне, приблизившему их к своему трону. Они принудили меня к бегству, а бегство есть гибель! Мои войска все более и более будут отучаться от повиновения и последний из моих воинов будет смеяться над убегающим государем. Только одна победа даст власть, а чтобы победить, я должен бороться. Разве тот Румянцев, пред которым они дрожат, имеет большее значение, чем я? Я разобью его так же, как разбил других; но они знают это и потому развратили моих солдат, чтобы те отказались от битвы; они знают, что я одержу победу, и знают, что, когда я останусь победителем, их головы повалятся на песок.

Ксения также поднялась; она схватила руку Пугачева, затем обвила его шею своей рукой, сверкавшей украшениями, и, нежно смотря ему в лицо сказала:

– Ты не хочешь слушать мое пенье, потому что оно может сделать тебя слабым, как женщина? Посмотри на меня, Емельян!.. Я – женщина; но разве я слаба? Разве я не тверда и мужественна, как ты? Разве я не всегда готова делить с тобой опасность и вести бой с врагом?