Адъютант императрицы

— Благодарю вас, ваше императорское величество, — сказала Аделина, холодно и принужденно кланяясь.

Императрица обняла ее.

— Итак, ступайте теперь, дитя мое, — проговорила она. — Благословение Божие да будет с вами на всех путях ваших, и если когда-нибудь Небо пошлет вам надежду и счастье — вы еще так молоды, а юность не должна приходить в отчаяние, — то не проклинайте императрицы, которая так жестоко должна была рассеять грезы вашей юной жизни.

Сказав это, государыня поцеловала Аделину в лоб.

Та с ужасом вздрогнула от ее прикосновения, протянула трясущемуся от страха Фирулькину руку и уверенным шагом вышла из комнаты.

Императрица еще долго оставалась вдвоем с Потемкиным. Ими были разосланы гонцы со спешными приказами в разные стороны, и час спустя императорская карета, запряженная четверкой лошадей, с почтальоном на козлах, стояла у квартиры молодой актрисы.

Аделина в коротких словах рассказала все случившееся матери и объявила ей свое решение немедленно же возвратиться во Францию.

Госпожа Леметр напрасно пыталась отговорить ее: она проклинала Мировича, бывшего, по ее мнению, виновником всего несчастья, в гневе она проклинала князя Орлова и самое императрицу, но ни одна черта не дрогнула при этих словах на бледном, усталом лице Аделины; машинально собирала она свои вещи, и, когда подъехала карета, она, не заботясь о матери, спустилась по лестнице. Когда же та, все еще сердито ругаясь, но уже убедившись, что ничего не поделать с решением дочери, утвержденным самой императрицей, также уселась наконец в экипаж — лошади тронулись, и карета вскоре выехала на дорогу, которая шла к прусской границе и на которой были всюду приготовлены подставы для проезда императорских курьеров.

Когда императрица вышла от Потемкина, чтобы отправиться к нетерпеливо ожидавшему ее обществу, ей доложили, что на взмыленной лошади во двор только что прискакал военный министр граф Чернышев и просит государыню императрицу принять его.

С дерзким блеском в глазах Екатерина выслушала это Донесение

— Попросите графа отправиться в Эрмитаж, — сказала она, — я там приму его.

Она еще раз вернулась к Потемкину, между тем как изумленный граф Чернышев исполнил переданное ему приказание.

Гости, смущенные долгим ожиданием государыни, с удивлением смотрели на бледного и угрюмого военного министра, в запыленном мундире входившего в блестящие залы Эрмитажа. Все с жадным любопытством столпились вокруг него, но он холодно и коротко обрывал всякий разговор и даже на вопросы великого князя отвечал односложно и уклончиво.

Но недолго суждено было мучиться обществу, так как вскоре после появления Чернышева раскрылись двери императорских покоев.

Как и всегда, Екатерина Алексеевна появилась в сопровождении Зораиды и Николая Сергеевича Салтыкова, но, ко всеобщему изумлению, за императрицей в парадной форме, с гордо поднятой головой шел Потемкин. Узкая черная повязка над глазом делала его не менее привлекательным.

Императрица милостиво отвечала на почтительные поклоны собравшихся; она обняла великого князя и поцеловала в щеку принцессу, затем прямо направилась к графу Чернышеву, сразу понявшему ее знаки, и среди наступившей тишины проговорила:

— Вы хотели говорить со мной, граф Захар Григорьевич, я слушаю вас, говорите!

Граф Чернышев вынул из кармана мундира бумагу и, подавая ее императрице, произнес:

— Имею честь вручить вам, ваше императорское величество, прошение князя Григория Григорьевича Орлова, в котором он просит отставить его от всех занимаемых им должностей, придворных и государственных. Князь намеревается для поправления своего расстроенного здоровья поехать за границу, и если вы, ваше императорское величество, дадите ему на это разрешение, то он скоро отправится в путь.

Ни одна черта не изменилась в лице императрицы, когда она читала поданное ей прошение.

Потемкин с любопытством окинул собрание — на всех лицах выражалось полное изумление. Никто не ожидал такого скорого, такого решительного и неожиданного исхода кризиса.

— Просьба князя будет исполнена, — милостиво промолвила Екатерина Алексеевна, — после тех заслуг, какие он оказал мне и государству, я не имею права отказать ему в отдыхе и спокойствии, которых он желает. Завтра же вы заготовите приказ об отставке и сделаете все необходимое.

Она таким спокойным тоном произнесла эти слова, как будто речь шла о самом обыкновенном деле.

Граф Чернышев поклонился.

— Я решила, — продолжала далее императрица, — через две недели отпраздновать бракосочетание моего дорогого сына Павла Петровича. Просвещение принцессы в истинах святой православной веры закончено, и присоединение ее к лону нашей Церкви должно совершиться за день до свадьбы. Поручаю графу Панину, который в этот день в последний раз исполнит свои обязанности в качестве воспитателя великого князя, сделать все приготовления к достойному празднованию этого радостного и важного для всей России события.