Адъютант императрицы

Орлов деланно-равнодушным голосом кинул нескольким лицам имевшее большое значение замечание, что бракосочетание великого князя дает воспитателю молодого наследника, силы которого были надломлены тяжестью дел, случай воспользоваться благодетельным покоем. Эти замечания были поняты как намек на предстоящую и неизбежную отставку графа Панина и нашлось немало злорадных друзей, поспешивших сообщить ему слышанное. Это повергло графа Никиту Ивановича в большое смущение, так как он, несмотря на свою лень и отвращение к регулярной работе, цепко держался за свое высокое положение, дававшее ему блеск и влияние. Мысль о возможности падения настолько сильно смутила его, что и он мог давать лишь несвязные, путанные ответы на обращенный к нему речи и в то же время боялся обратиться с вопросом к Орлову по поводу сделанного им замечания. Вскоре Панин остался один, погруженный в тяжелые думы; враги со злорадством покинули его, а друзья не смели приблизиться к стоявшему в тени надвигающейся опалы.

Театральное представление было очень кратко. Государыня с выражением участия сообщила, что мадемуазель Леметр не в состоянии участвовать в спектакле вследствие легкого нездоровья.

При этом замечании на устах Орлова заиграла легкая улыбка.

Потемкин, стоявший сзади императрицы, заметил это и на его лице появилась тоже довольная улыбка, когда он следовал за государыней, чтобы занять место за ее стулом.

Короткое представление кончилось очень быстро и вскоре был накрыт ужин, как всегда, на маленьких отдельных столиках.

Императрица съела только кусочек белого хлеба и выпила рюмку испанского вина. Но, несмотря на это воздержание, она умела оживлять общую беседу, обращаясь с речью то к одному, то к другому.

Ужин близился к концу, когда к государыне приблизился паж с золотым подносом, на котором лежала маленькая записка. Екатерина Алексеевна в смущении вскрыла конверт; в записке стояло всего несколько строк:

«Григорий Александрович Потемкин просит свою всемилостивейшую государыню на один момент, так как должен сообщить важную и изумительную новость».

Государыня бросила беглый взгляд на Потемкина, сидевшего за одним из соседних столов. Он, казалось, был весь поглощен веселой и шутливой беседой. Екатерина Алексеевна была почти склонна предположить, мистификацию, но таинственная записка возбуждала ее любопытство; она поднялась, приказала, чтобы никто не беспокоился во время ее краткой отлучки, а затем отправилась во внутренние покои.

Потемкин, в качестве адъютанта, последовал за нею.

Так как нередко случалось, что государыня лично принимала курьеров, то ее отсутствие не показалось странным.

– Что это значит, Григорий Александрович? – спросила Екатерина Алексеевна, проходя по комнате. – К чему это таинственное вступление? Разве у тебя не было времени сделать мне свои сообщения? Что у тебя за важное известие?

– Ваше императорское величество! Вы сейчас увидите это, – возразил Потемкин, отворяя дверь в будуар, соединявшийся стеклянной дверью с зимним садом.

Императрица испустила крик удивления, так как посреди комнаты, дверь которой Потемкин тотчас же запер, стояла закутанная в мантилью Аделина Леметр.

Молодая девушка, трепещущая и бледная, робко осматривалась в комнате. Когда императрица узнала ее, Аделина бросилась навстречу к ней, опустилась на колена и, ломая руки, воскликнула:

– Я здесь, пред вами, ваше величество! Что это значит? О, ради Бога, ваше величество, будьте милостивы; вся его вина в том, что он любил меня; чтобы спасти меня, он совершил преступление.

– Что это все значит? – спросила императрица. – Я вас не понимаю!.. Как вы попали сюда? Говорите только ясно и понятно; если нужно простить вину, то я могу оказать вам милость лишь в том случае, если вы скажете всю правду.

– Да, да, – воскликнула Аделина, – я расскажу все! Что мне скрывать? О, ваше императорское величество, продолжала она, – вы знаете историю моей любви! Вы были милостивы ко мне и взяли меня под свою защиту.

– Да, так, – сказала императрица, протягивая Аделине руку, чтобы поднять ее. – Что случилось?

– Ваше императорское величество, – краснея, сказала Аделина, – граф Орлов приходил ко мне…

– Я приказала ему расследовать ваше дело.

– Да, ваше императорское величество, именно по этой причине он и пришел ко мне. Быть может, в то время у него не было других намерений, но он говорил со мной таким тоном… Он подарил мне драгоценное кольцо, а моя мать – как горько, что я должна признаться в этом! – открыла мне глаза на остальное; они говорила мне о надеждах, которые внушали мне смертельный страх и грозили гибелью моей любви, уничтожением моей чести.

– Так ради этого просите вы моей защиты? – спросила императрица.

– Мне следовало бы так поступить, – трепеща, сказала Аделина, – мне следовало довериться своей государыне, так как я не могла далее доверять своей матери! Но простите мне, ваше императорское величество! Я потеряла веру в людей; только своему Василию верила я еще, только в нем искала защиты и предлагала ему бежать со мной, увезти меня за границу.