Адъютант императрицы

– Бедное дитя! Да разве вам удалось бы бежать? – сказала императрица, участливо глядя в лицо девушки.

– Да, да, теперь я отлично вижу, как глупа я была! – проговорила Аделина, – как эгоистично было с моей стороны толкать Василия на погибель; он послушал меня, он велел сказать мне, что карета будет ждать на углу улицы и что она отвезет меня к нему; действительно я нашла карету, но, когда я выехала за город, лошади были вдруг остановлены, вооруженные люди окружили экипаж и меня повезли обратно; мне приказали вылезти, завязали мне глаза, а когда повязка была снята, я оказалась здесь. Я считала себя погибшей, но теперь я стою пред вами, ваше императорское величество, и думаю, что все кончилось благополучно; вы не станете наказывать за преступление, совершенное по любви…

– Конец еще темнее, чем начало, – сказала императрица. – Григорий Александрович, объясните мне, как попала сюда эта девушка?

– Ваше императорское величество, – ответил Потемкин, – мадемуазель Аделина рассказала вам правду; только она сама была обманута. Лицо, приносившее ей письма от возлюбленного, было послано князем Орловым; карета, ожидавшая бедняжку, принадлежала князю Орлову и должна была увезти девушку в Гатчину, где она оказалась бы беззащитной во власти князя.

– Всемогущий Боже, – в ужасе воскликнула Аделина, – какая страшная бездна развернулась пред моими глазами, какое дьявольское предательство окружало меня! О, защитите меня, ваше императорское величество!

– Будьте спокойны, мое дитя, – сказала Екатерина Алексеевна, – вы здесь в безопасности! Ну, дальше, Григорий Александрович расскажите, как попала сюда эта девушка.

– Мои глаза зорки, ваше императорское величество, – произнес Потемкин, – я видел, что девушку оплетают ложью, точно паутиной. Я велел захватить посланца Орлова и узнал от него тайну и коварный план; мои люди ждали карету на дороге в Гатчину, они захватили экипаж и доставили девушку сюда.

– Мы должны, прежде всего, защитить ее, – воскликнула Екатерина Алексеевна, – а защита невинного – это почти суд над виновным. Может быть, это даже к лучшему, – прошептала она про себя. – Больше он не посмеет делать мне неуместный замечания, как это было сегодня. Благодарю тебя, Григорий Александрович, – проговорила она, протягивая Потемкину руку, а затем, погладив по голове Аделину, продолжала: – встаньте, дитя мое! Вы находитесь под защитой вашей государыни и все должно кончиться счастливо. Я дам счастье в ваши руки. Прикажи, Григорий Александрович, чтобы сейчас же заложили моих лучших лошадей; отряд казаков должен быть готов сопровождать карету. Эта девушка сейчас же должна отправиться в Шлиссельбург и привезти сюда своего возлюбленного, а завтра утром я обеспечу им их счастье!

Один момент Потемкин как будто колебался; он, по-видимому, хотел что-то сказать императрице. Аделина, схватив руку Екатерины Алексеевны, покрывала ее поцелуями и слезами.

Государыня, видя это, стала торопить Потемкина, сказав ему:

– Поспеши же, Григорий Александрович, поспеши! Видишь? Видишь, в каком нетерпении находится эта девушка!

Потемкин медленно вышел, тихо бормоча про себя:

– Пожалуй, так будет даже лучше; чем менее я буду вмешиваться, тем более блестящей будет моя победа.

Государыня подошла к своему, письменному столу и написала коменданту крепости приказ немедленно отпустить подпоручика Мировича, дабы он уже утром мог явиться к ней.

– Вот, дитя мое, талисман, который откроет вам дорогу к вашему возлюбленному, – сказала она Аделине. – Приведите его ко мне и вы не разочаруетесь в том, что доверились своей императрице.

Вошел Потемкин и сообщил, что все готово к отъезду. Он сам проводил девушку на один из внутренних дворов и Аделина вторично отправилась в путь. Однако на этот раз ее сердце радостно билось в груди и слезы благодарности застилали ее глаза.

Екатерина Алексеевна снова вернулась к гостям. Она ни одним словом не обменялась с Потемкиным; он, в свою очередь, решил выжидать. Первая ставка была выиграна им и он верил, что так же пойдет и дальше.

В продолжение еще часа государыня беседовала со своими гостями; все были очарованы ею, так как она нашла возможность сказать каждому что-нибудь приятное; таким образом, когда она удалилась, все общество было настроено еще веселее, чем при начале вечера. Ее краткое отсутствие было почти забыто и каждый к тому же мысленно решил, что полученное ею сообщение было приятно. Только великий князь и граф Панин покинули зал в мрачном настроении.

В течение вечера великий князь даже со своей невестою, которой он обыкновенно выказывал свою пылкую страсть, едва обменялся несколькими словами; он приказал графу Разумовскому занять его место около принцессы, сам же, по требованию этикета, стал занимать гостей во время отсутствия императрицы.

Проводив свою невесту и ее мать в их покои, великий князь тотчас же ушел к себе, не побеседовав даже, как он это обыкновенно делал, с Разумовским.