Адмирал Ее Величества России

30 июня 1855 г.

Провидению угодно было испытать нас новой тяжкою потерею: адмирал Нахимов, пораженный неприятельской пулею на Корниловском бастионе, сего числа скончался.

Не мы одни будем оплакивать потерю доблестного сослуживца, достойнейшего начальника, витязя без страха и упрека – вся Россия вместе с нами прольет слезы искреннего сожаления о кончине героя Синопского.

Моряки Черноморского флота! Он был свидетелем всех ваших доблестей, он умел ценить ваше несравненное самоотвержение, он разделял с вами все опасности, руководил вас на пути славы и победы.

Преждевременная смерть доблестного адмирала возлагает на нас обязанность дорогой ценой воздать неприятелю за понесенную нами потерю.

Каждый воин, стоящий на оборонительной линии Севастополя, жаждет, я несомненно уверен, исполнить этот священный долг; каждый матрос удесятерит усилия для славы русского оружия.

Генерал-адъютант гр. Остен-Сакен

Из дневника капитан-лейтенанта А. Б. Асланбегова о ранении и смерти П. С. Нахимова

[1855 г.]

Нахимов ранен на Малаховом кургане в 6 1/2 часов, в 300-й день высадки в Крым.

28 июня, вторник, 267-й день бомбардирования. Нахимов в 5 часов выехал по обыкновению своему по линии, приехал на 3-й бастион говорить с Панфиловым, узнал о повреждениях и поехал на Малахов курган, где, высунувшись в полгруди, смотрел в пушку, несмотря на просьбы Керна и Перелешина; одна пуля провизжала и ударила в мешок, не успел он выговорить: «Как ловко стреляют», как упал смертельно раненный в голову и отвезен в бараки. Я приехал к нему в 9 часов, и он был безнадежен.

Нахимов и его рана

29 июня, среда, 268-й день бомбардирования. Я уехал от Нахимова в третьем часу ночи; он не приходил в себя ни на одну секунду и был безмолвен, кроме стонов и единожды сказанного «Боже мой». Рана его смертельная; пуля прошла выше брови насквозь и тронула мозг. Доктора сказали, что он положительно без всякой надежды, кроме одного чуда. Да, эта потеря в настоящую минуту чрезвычайно чувствительна и важна!

Он имел большое влияние на моряков, и его объезды по бастионам необыкновенно как воодушевляли людей. Не только матросы, за которых он стоял всегда горой, но и солдаты встречали его всегда с восторгом, называя его утешителем. Конечно, ему следовало беречься, зная, что в настоящую минуту весь флот Черноморский на его руках, зная, что его влияние на Горчакова весьма велико и что в. кн. Константин Николаевич по расположению к нему может сделать многое полезное для героев моряков.

Сколько раз ему говорил я, что жизнь начальника несравненно полезнее отечеству, чем смерть, и поэтому первый долг великого гражданина, зная и чувствуя о пользе, которую может принести собою, должно быть желание сохранить себя, с мыслью быть полезным, служить Отечеству; есть моменты, когда начальник должен показать пример храбрости и самоотвержения, но не подставлять без всякой нужды свою голову шальной пуле.

Герой Синопа должен был продать свою жизнь гораздо дороже. Жаль, очень жаль безвременную смерть бравого адмирала. Я говорю смерть, потому что все говорят, что он жить не может.

Сегодня праздник Петра и Павла, и после обедни я поехал к Нахимову и нашел его, к удовольствию, в несравненно лучшем положении. Он открывал глаза, приподнимался, делал движения, показывал рукою о своих желаниях, словом, проявлял большую жизненность; я был в 5 часов – состояние было то же, но, приехав вечером, нашел его хуже.

Смерть Нахимова

30 июня, четверг, 269-й день бомбардирования. Долго сидели мы у изголовья умирающего, живописец Берг снимал портрет. В комнате была тишина, прерываемая иногда просвистевшим ядром или осколками бомб, падавших у барок. Около полуночи приезжает какой-то прусский лейб-хирург, состоящий при Главной квартире и присланный Горчаковым осмотреть адмирала; по осмотре раны он, посмотрев на нас и увидев отчаяние, объявил, что имеет три шанса спасти и что не видит совершенной безнадежности: мы послали за Гюббенетом и Соколовым, его пользующими, за Голубкиным и Болотовым, чтобы составить консилиум, и сами пошли к Кипировскому.

Через час, когда все собрались и начали ученые прения, прибежал фельдшер сказать, что адмиралу сделалось хуже; мы все выбежали и, войдя в комнату к страждущему, услышали тяжелое дыхание. Соколов объявил, что это начинается агония; пруссак и Гюббенет толковали и решили дать так называемой бараньей травы, которая считается самым действительным средством для восстановления упадающих сил, сильнее даже мускуса.

И в самом деле, умирающий как будто пробудился, пульс поднялся, движения судорожные сделались несравненно быстрее, он начал приподниматься, и его вырвало, но через час снова впал в прежнюю апатию. Я обратился к докторам, и они мне объявили, что он, вероятно, уже умер бы без этого лекарства, но что теперь может прожить несколько часов. Желая дать отдохнуть гребцам и себе, это уже был третий час, я уехал.