Адмирал Канарис

После окончания похода Гитлера на Грецию Канарис в начале мая 1941 г. поспешил в Афины. Не последним поводом к этой поспешной поездке было его желание позаботиться о своих греческих друзьях и, насколько это было в его силах, помочь им в тяжелой ситуации. У нас сохранились восторженные высказывания некоторых из этих друзей и по поводу тактичности и деликатности, с которыми Канарис изъявлял свою готовность помочь. Удачное нападение на Крит также не поколебало уверенности Канариса, что борьба с Великобританией бесперспективна для Германии. Несмотря на приобретение удачной позиции на большом греческом острове, важной для войны в Африке, он не верил в успех наступления на Суэцкий канал. Теперь, ранним летом 1941 г., а также больше года спустя Канарис высказал мысль, что считает войну в Северной Африке проигранной, потому что «англичане господствуют на море».

Понятно, что при этих обстоятельствах Канарис мысленно перебрал все возможности, которые имелись для того, чтобы окончить войну до наступления полного разгрома Германии. При этом снова возникла мысль о покушении на Гитлера, как бы она ни была противна Канарису; наряду с этим Канарис опять занимался вопросом, как можно избежать дальнейшего расширения войны. Признаки того, что как у сателлитов, так и у вассалов Гитлера не было желания продолжить войну, вызывали у Канариса не тревогу, а удовлетворение.

Впрочем, ему не всегда удавалось сохранить серьезное выражение лица, когда высокопоставленные партийные чиновники или восторженные маленькие наци спрашивали у начальника разведки, окруженного ореолом всезнайства, как он оценивает ситуацию. В большинстве таких случаев он не мог открыто сообщить свое истинное мнение. Когда однажды обергруппенфюрер Лоренц отыскал его в его рабочем кабинете и спросил, что тот думает о военном положении, Канарис ответил, показав на карту мира, висящую на стене: «Положение видно на карте. Она сама обо всем рассказывает». Когда Лоренц в ответ хитро усмехнулся, словно спрашивая себя, не означает ли это замечание Канариса его пораженчество, Канарис успокоительным тоном добавил: «Но ведь у нас есть фюрер», — после чего непрошенный посетитель распрощался с довольно глупым лицом.

Еще сильнее высказал адмирал свою иронию в беседе с очень молодым, награжденным Рыцарским Крестом и Дубовыми листьями генералом военно-воздушных сил, который во время «британской кампании» осенью 1940 г. заносчиво сообщил, что англичане «упадут на колени» под ударами немецкой военной авиации не позднее, чем через четыре-шесть недель. «Нет, нет, — перебил его Канарис, — говорят, что фюрер дает им на это только четырнадцать дней, — и затем с чрезвычайно серьезным выражением лица: — Фюрер всегда прав». Летчик, который почувствовал смущение перед такой уверенностью старого коллеги в победе, поспешил согласиться и вскоре ушел. Когда дверь за ним закрылась, Канарис только ядовито пробормотал: «Скотина с дубовыми листьями».

Тринадцатая глава Саботаж

О том, что Канарис в общем был невысокого мнения о диверсионной деятельности, мы уже говорили. Он был противником гитлеровской войны вообще, но если бы он и считал эту войну справедливой, то и тогда он не мог бы ожидать от диверсий ничего стоящего. Он не думал, что таким путем можно добиться крупных успехов, и был противником политики булавочных уколов. На процессе в Нюрнберге обвиняемый Фезенмайер во время допроса попытался представить Канариса в черном свете, когда речь шла об актах диверсий во время войны. Он заявил, что он, Фезенмайер, по поручению Риббентропа удерживал Канариса, имя которого так часто называли в связи с движением Сопротивления, от проведения диверсий в Ирландии и Соединенных Штатах. Фезенмайер пошел еще дальше и охарактеризовал Канариса как человека, который посылал агентов «в командировку на небо», из которой девяносто процентов не возвращалось; Фезенмайер добавил, что он с глубоким отвращением относится к методам, при которых, с одной стороны, посылают людей на смерть, а с другой стороны, представляют совсем другие взгляды.

Фезенмайер, который был любимцем Риббентропа[19], пытается очернить память мертвого Канариса; но его стремление так очевидно, что вряд ли стоит на нем останавливаться. Однако доказательства Фезенмайера следует рассмотреть, так как подобные обвинения легко пристают к человеку, даже если они малообоснованны. Это на фронте можно посылать солдат, подчиняющихся строгой дисциплине, сотнями, тысячами и, как показала трагедия под Сталинградом, даже сотнями тысяч против их воли «на небо»; но при самом простом размышлении можно прийти к выводу, что для опасных миссий, которые должны проводиться в тылу противника, вдали от какого бы то ни было контроля командующего, можно использовать только людей, которые идут на это добровольно — из корысти, жажды приключений или фанатизма.