Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча

Клавдиус оглядел кабинет. Его карие глаза смотрели вызывающе и в то же время хитро, пухлое лицо было разом дерзким и напуганным – занятное сочетание, много говорящее о характере этого господина. Однако примечательнее всего было неистребимое любопытство, удивительное в человеке, которому осталось жить считаные дни.

Впрочем, Марсден не дал ему времени осмотреться.

– Клавдиус, вас привели сюда, чтобы вы изготовили подделку.

Пухлое лицо осветилось внезапным пониманием и тут же приняло равнодушный вид. Хорнблауэр невольно восхитился такой выдержкой.

– И вежливость, и традиция, – сказал Клавдиус, – требуют, чтобы вы обращались ко мне «доктор». Меня еще не лишили сана, и я по-прежнему доктор богословия.

– Чепуха, Клавдиус, – отрезал Марсден.

– Я не ждал бы вежливости от мелких канцеляристов.

У Клавдиуса был неприятный голос – резкий, скрипучий; возможно, именно поэтому ему не удалось стать епископом. С другой стороны, он сразу перешел в наступление; в письме, которое держал Дорси, Бонапарт напоминал своему генералу, что внезапная дерзкая контратака порой сокрушает численно превосходящего противника. Впрочем, здесь силами противника командовал опытный тактик.

– Очень хорошо, доктор, – сказал Марсден. – Степень доктора богословия заслуживает всемерного уважения. Мистер Дорси, передайте доктору документ и спросите доктора, может ли он, исходя из своего обширного опыта, изготовить нечто подобное.

Клавдиус скованными руками взял документ и, сдвинув брови, принялся читать.

– Написано во Франции, без сомнения. Помимо языка, стандартный почерк французских писарей. За время последнего мира через мои руки прошло множество французских документов.

– А подпись?

– Занятная. Я бы сказал, сделана индюшачьим пером. Мне бы потребовалось не меньше часа упражнений, чтобы ее воспроизвести. Теперь печати…

– Я сделал слепки, – вставил Дорси.

– Вижу. Но и оригиналы сняли с бумаги достаточно осторожно. Примите мои поздравления: вы прекрасно освоили это сложное искусство. Следующий пункт… – Клавдиус оторвал взгляд от письма и пристально оглядел собравшихся. – Господа. Мне есть что сказать по данному поводу. Однако прежде я желал бы увериться, что мои услуги будут вознаграждены.

– Они уже вознаграждены, – ответил Марсден. – Суд отложен на неделю.

– На неделю? Мне случалось говорить в проповедях, как быстро пролетает время от воскресенья до воскресенья. Нет, господа. Я хочу жить. Я категорически против смертной казни, и это не шутка.

Повисла драматическая пауза. Хорнблауэр оглядел всех четверых: губы Марсдена тронула едва заметная ироническая усмешка, Барроу слегка опешил, Дорси, как пристало подчиненному, хранил подчеркнутое равнодушие. Клавдиус переводил взгляд с одного на другого, словно осужденный преступник на арене римского цирка, ждущий, когда выпустят львов.

Молчание нарушил Барроу:

– Пригласить стражу, мистер Марсден? Он нам не нужен.

Напряжение не ослабло.

– Зовите стражу! – воскликнул Клавдиус, со звоном взмахивая скованными руками. – Пусть меня уведут и повесят завтра! Завтра? Через неделю? Чем скорее, тем лучше. Вам, господа, не понять всей справедливости моих слов, и я великодушно желаю вам не убедиться в ней на собственном опыте. Однако я вполне искренен. Повесьте меня завтра.

Трудно было сказать, блефует Клавдиус или нет, ставя на карту неделю жизни ради шанса заполучить помилование. Так или иначе, Хорнблауэр с легким ощущением вины восхищался этим уродливым человечком, который борется до конца и не умоляет о милости – тем более что умолять Марсдена было бы не только унизительно, но и бессмысленно.

И тут Марсден заговорил.

– Вас не повесят, – сказал он.

Последние полчаса – все то время, что Клавдиус находился в кабинете, – небо за окном постепенно темнело. Несколько солнечных дней кряду неизбежно должны были смениться грозой, и слова Марсдена прозвучали на фоне первых глухих раскатов. Хорнблауэру вспомнились раскаты грома в «Илиаде», подтверждающие клятву Зевса.

Клавдиус испытующе глянул на Марсдена:

– В таком случае мы договорились, и мой опыт в полном вашем распоряжении.

Хорнблауэр вновь восхитился; Клавдиус не потребовал официальных гарантий: джентльмен верит джентльмену на слово. Быть может, его тоже убедили подтверждающие раскаты грома.

– Очень хорошо, – сказал Марсден, и Клавдиус перешел к делу. Только то, что он нервно сглотнул и мгновение помедлил, выдало пережитые чувства.

– Прежде всего надо очертить некоторые границы. Невозможно подделать длинный документ чужим почерком – я ведь полагаю, вам нужно целое письмо, а не просто несколько слов? В таком случае не стоит и пытаться воспроизвести все полностью. С другой стороны, малейшая оплошность может оказаться роковой. Как я уже сказал, это стандартный почерк французских писцов – полагаю, его ставят в иезуитских школах. В Лондоне много эмигрантов-французов. Пусть кто-нибудь из них напишет вам письмо.

– Все правильно, сэр, – сказал Дорси Марсдену.